– Да, это возможно, – сказал Саббадин.
– Но это не может быть полностью плодом воображения Возняка, – уточнил Ломели.
– Почему?
– Потому что впоследствии я обнаружил, что был подан некий доклад, касающийся Трамбле, но впоследствии его изъяли.
На несколько секунд воцарилось молчание – они обдумывали слова Ломели. Потом Саббадин обратился к Беллини:
– Если такой доклад был, то вы как государственный секретарь наверняка должны были знать о нем?
– Необязательно. Вы знаете, как работает система. А его святейшество в последнее время бывал очень скрытным.
Снова молчание. Оно продолжалось, вероятно, с полминуты, потом заговорил Саббадин:
– Мы никогда не найдем безупречного кандидата. У нас был папа, состоявший в гитлерюгенде и сражавшийся за нацистов. У нас были папы, которых обвиняли в сотрудничестве с коммунистами и фашистами, или папы, которые игнорировали сообщения о самых ужасных злоупотреблениях… Когда это кончится? Если вы член курии, то можете быть уверенным, что кто-нибудь сольет о вас какую-нибудь грязь. А если вы были архиепископом, вы наверняка совершили ту или иную ошибку. Мы все смертные. Мы служим идеалу, но сами не можем всегда быть идеальными.
Его слова были похожи на заранее заготовленную речь защиты, настолько похожи, что Ломели в голову на мгновение закралась нечестивая мысль: уж не обращался ли Саббадин к Трамбле и не предлагал ли ему помощь в борьбе за папский престол в обмен на будущие преференции? Такое было вполне в духе архиепископа Милана: он никогда не скрывал желания стать государственным секретарем.
– Что ж, это было хорошо сказано, – только и произнес Ломели.
– Так мы договорились, Якопо? – спросил Беллини. – Я поговорю со своими сторонниками, вы – с вашими, и мы оба попросим их поддержать Трамбле?
– Пожалуй. Хотя я не знаю, кто мои сторонники. Впрочем, должен добавить: кроме вас и Бенитеза.
– Бенитез, – задумчиво сказал Саббадин. – Вот интересная личность. Вот кого я не могу понять. – Он посмотрел в свою записную книжку. – И в то же время в последнем туре он получил четыре голоса. Откуда они взялись? Не могли бы вы поговорить с ним, декан? Может быть, удастся перетащить его на нашу сторону. Эти четыре голоса могли бы многое решить.
Ломели пообещал попытаться поговорить с Бенитезом до обеда. Он найдет филиппинца в его номере. Он не хотел, чтобы такого рода разговоры велись на глазах других кардиналов.
Полчаса спустя Ломели поднялся в кабине лифта на шестой этаж блока Б. Он вспомнил, что Бенитез говорил: его комната находится на последнем этаже в крыле, выходящем на город. Но теперь, оказавшись здесь, Ломели понял, что не знает номера. Он прошел по коридору, поглядывая на одинаковые закрытые двери, пока не услышал голоса у себя за спиной, – повернулся и увидел двух кардиналов. Это были Адейеми и Гамбино, архиепископ Перуджи, который действовал как один из неофициальных руководителей избирательной кампании Тедеско.
