Однако что делать с затянувшимся декабрем, и триумвират не знал. Не выходя из-за ломберного столика, объявили белый террор. Осуществлять который было, по счастью, некому.
* * *
Зимний Дворец. Четвертое августа 1826 года по европейскому летоисчислению. По российскому — 247-е декабря.
— Совершенно ясно теперь господа, что и «Союз благоденствия» никакого благоденствия не принес бы империи, и «Союз спасения» ее бы не спас, — говорил банкомет, тасуя колоду.
Рукава его Преображенского мундира были засучены. Он давно уж оставил привычку прятать в них козыря да туза. По змеям, сползающим на запястья, по татуированным кистям рук, кто бы не догадался, что перед ним — известный игрок и бретер, граф Федор Иванович Толстой, Американец?
— Из-за границы дразнятся, тычут в нас кольями, — пожаловался Ржевский. — Медведи белые объявились в Тавриде. Ненцы встали стойбищем под Москвой. Уж больно затянулся этот государственный переворот — с 14-го декабря по самые термидоры.
Трубка потухла. Он отложил длиннейший чубук. Было накурено.
— Людей хоронят прямо в сугробах. Мертвые души оживают и ошиваются по ночам, — доложил Рылеев (был он отчасти мистик). — У меня такое предчувствие, господа, что как только мы прекратим метать, так декабрь и закончится.
— Вы ж и затеяли, господин подпоручик, это мы уж потом…
Но прекратить игру никто не хотел. И дело даже не в том, что кушем была сама Россия — азарт пьянил.
— Объявляйте же ставку, поручик, — поторапливал банкомет.
Ржевский поставил на карту самодельную фишку, на которой значилась Могилевская губерния. Толстой отвечал Оренбургской. Её и Орловскую ему только что Рылеев просадил.
Поручик аккуратно подрезал картой колоду. Американец перевернул.
— Плие!
Налево легла дама пик, направо — червей.
У поручика была десятка. Американец сбросил дам и продолжил метать.
На четвертом абцуге граф половину могилевской губернии присоединил ко своим, а на следующей метке поручик ее вернул и удвоил куш.
Вошел лакей и встал у стола с подносом.
— Э, что там у тебя? Картошечка? И это всё?
— Так ведь всё, почитай, съедено, — сказал служивый. — Кроме картошечки. И истопники жалуются: дров нет.
Продовольствие, действительно, подходило к концу. Шампанское кончилось, пришлось перейти на мадеру. Обоз с дровами где-то застрял или же был разграблен Дубровским.
— Сложность ситуации еще и в том, что она очень проста. Пропитания нет, дрова на исходе. Народ убегает туда, где декабря нет, — сказал Американец.
