Кажется, оправдывайся он незнанием, вали всю вину на таких, как Филька и другие, мужикам было бы легче. А так… что же получается-то?
Сцепив руки, Милованов вертел большими пальцами.
— Значит, — промолвил он, угрюмо выставив бороду, — земля наша, а что на земле — совецко? Солому надо жрать, чтобы так хозяйствовать!
Медленно, медленно поворотился к нему Котовский. Мужики не дышали: Милованов бухнул о том, из-за чего весь сыр-бор… Григорий Иванович не спеша поизучал его, сощурился.
— Значит, когда вам землю, то на, возьми, да еще защити вас от тех хозяев, а когда от вас потребовалось по куску отдать, так вы за топоры, за вилы? Ишь ведь какие фон-бароны сразу стали! А подумали бы своей головой: кто вам землю-то дал? Забыли? И неужели вы отсиделись бы тут, если бы мы там кончились? Живо бы прежние хозяева налетели, притянули бы вас за землю! Прошел же у вас тут Мамонтов. Что, хорошо было? Поправилось?
— Известно — генерал, — вздохнул Сидор Матвеич, укладывая на костыль дрожащие руки.
— Генерал!.. А если бы не генерал? А если бы вашу Шевыревку какой-нибудь немец занял? Он что — не забрал бы хлеб, вам оставил?
— Немец-то? — Сидор Матвеич убито махнул рукой. — Немец чисто гребет. Зернышка не оставит.
— О! Вот видишь! А кто сюда немца не пустил? Кто генерала вытурил? Кто загораживал вас, пока вы тут этот свой хлеб выхаживали и убирали? Ну, кто? Солдат. Рабочий. Мужик. Так почему же вы накормить их нс хотите? Почему не поделитесь? По-человечески ведь просят! Они ж не только за себя, они и за вас бились. Собаку, которая двор стережет, и ту кормить положено. Трудно понять, что ли?
Тишина. Ни одна голова не поднималась. А что, в самом деле, возразишь? Понять не трудно, чего там не понять. Отдавать — вот чего душа не переносит. Свое — оно и есть свое.
Не вынес молчания и завозился Иван Михайлович Водовозов, сидевший до сих пор незаметно. Пока шел спор Котовского с мужиками, он угрюмо смотрел себе под ноги и, морща лоб, о чем-то напряженно размышлял.
— Солдат — что? — задумчиво проговорил он. — С солдатом мы бы поделились. Солдат не объест. Буржуйцев разных неохота кормить. Как паразиты живут.
— А я о чем? — обрадованно подхватил Милованов. — И я про то же самое!
— Ты погоди, — Иван Михайлович даже не взглянул на Милованова. — С тобой разговор другой. Тебя если и потрясти маленько — не обеднеешь. Ты вон свиней пшеницей воспитываешь, а люди хлеб над горсточкой едят.
Милованов вспыхнул и тревожно метнул взгляд на Котовского.
