Плач Персефоны | страница 61



Что ж, при сметливой верной помощи все становится ясным само собой, а потому упомнить осталось сущие мелочи. Через неопределенное время после официального объявления карантинного статуса и подтверждения приблизительного характера возбудителя в определенных кругах была предпринята попытка экстренного применения вакцины, которую встала необходимость (совсем уже, впрочем, перед другими людьми) предварительно произвести. В конечном вычете все потуги не принесли ничего, кроме роста спекуляции и частоты нервных срывов у ошалевших матерей. А дети меж тем кротко продолжали выполнять свою роль, отведенную им в новый (недобрый) час.

За кулисами дортуаров тем часом случались и другие беды. Среди людей старшего возраста к концу эпидемии все чаще и чаще также стали возникать случаи заражения. Сказывался, очевидно, срок действия былой вакцины. И седая верхушка людского айсберга понемногу стаяла – незаметно для большинства, сгорбившегося вокруг самых малых. И своих новых надежд.

Стараниями судьбы обнажилась новая молодая генерация, сплоченная до скрипа вспотевших тел, – сообщество, где отныне все строже рекомендовалось нечто, называемое совестью, но все больше напоминающее стыд.

4

«Сказано – сделано», – любили в дело и не в дело сообщать с некой таинственностью под градским небом и – все больше – под крышами. А еще что-то про воробья, которого, если научить говорить, всегда легко поймаешь.

Хозяева неизбежно впадают в низкую зависимость от своих слуг. Разучившись устраивать собственную жизнь, они рано или поздно убирают оружием предков свои будуары, а следом заводят речь о гнили, поразившей самую сердцевину вверенной им земли. Невзирая на все закономерности, над коими наблюдатели горазды изо дня в день сотрясать кулаками, вялость и безвкусная придурь способны царствовать в рыбьей голове веками – до ее полного растворения. И по итоговому счету власть получают в лучшем случае жабры, а на деле же – прискорбном и бессменном, как часовой под штандартом вымершего за ночь лагеря, – заступают вольные плавники или не видевшие света, бледнотелые паразиты – единственные сохранившие во время заката некое подобие сознания.

Задолго до того как над Градом поплыли миазмы и заунывные пения – за целую, скажем, вечность (по меркам счастливых вопреки всему жителей), – у былой власти создались определенные трудности, кое-кому показавшиеся естественными.

Правительница Града (чудо матриархата тогда уже не было ново) во вдовстве понесла от монаршего садовника. Помощью ли и кислокровием недругов, нажитых еще почившим супругом, или простым ветром, спускающимся с близлежащих отрогов, сальнощекая весть быстро разнеслась по ушам. Затеплилось нечто вроде праведного веселья с прилюдными терзаниями, но в этот момент монархиня совершила неожиданный ход. Должность дворцового садовника была объявлена дарованной свыше. В обмен на бессчетное число уступок придворные согласились принять за быль очередное видение. И всеобщими усилиями была изобретена новая версия происшедшего. Обывателям под сурдинку даров напоминалось о заветных садах и избранности их попечителей. Последним, что отвоевала скучающая на престоле женщина, было признание законным наследником ее новорожденного отпрыска.