Плач Персефоны - Константин Строф

В его пробуждении был повинен внезапно оживший после многих лет забытья дверной звонок. Несмотря на мимолетность происшедшего, Пилад поежился и слегка удивился самому себе – столь неприятным предстал так хорошо знакомый прежде звук. Он проник в сон, нарушив царившее там обиходное безмолвие, и носился теперь по голове разноголосым эхом. Поначалу запыленный разум пошел по простому пути, не поверив в случившееся. Пилад не стал открывать глаз понапрасну, приписав нежданный всплеск скоротечного воздуха причудам иного, безнадежно утраченного мира, кусочек которого он, очевидно, умудрился протащить через все естественные преграды вслед за собой и который же парадоксальным образом разбудил его. У той несвоевременно спроваженной сферы не было ни выхода, ни дна, но где-то нашлось худое место. Пошарив под веками, Пилад с досадой обнаружил, что картины покинутых им мест уже начали стремительно вымарываться ожившей памятью.

Но звук раздался вновь. Находящийся за дверью не унимался, отказываясь отступать в сновидение. Раз материализовавшись, ничто не захочет повернуть вспять, превратиться обратно в случайный, коротко живущий образ прихотливого забвения.

Звонок прозвучал в третий раз. Пилад, бесповоротно ощутивший самое себя – самое что ни на есть лежалое и бесформенное, – от неуютности стиснул зубы.

Холодный липкий пол окончательно привел его в чувства. «Быть может, почтальон?» – не без надежды пронеслось в пудовой голове. Опираясь для верности о стену, Пилад медленно пошел, пришлепывая по истертым половицам и криво усмехаясь собственной фантазии.

Умывшись отстоянной водой, он протянул руку и, не открывая глаз, долго не мог нащупать полотенце. И полотенце в итоге пришло, и лицо стало сухим и свежим, а голова – удивительно пустой и сносной, но звонок заголосил снова. Снова и снова Пилада настигали, хватали поучительно за уши, заставляли с дрожью убеждаться, что настырное присутствие постороннего не мерещится. Над раковиной в углу рыжеватая сатурния приготовилась сменить Пилада в той уютной, хоть и сырой лощине, с которой он наспех распрощался не так давно. Живя в потемках, да еще в таком соседстве, тучности собственной летуша не стыдилась и считала излишним тратиться на яркие наряды. Ни на переполох нынешнего утра, ни на вопросительное движение хозяйской головы (за неимением лучшего можно величать «антикивком») она ровным счетом никак не отреагировала.

Давно привыкший встречать на своем пороге обитателей исключительно мира мертвых, Пилад даже не потрудился справиться, кто за дверью. Спокойно открыв ее, он поднял взгляд и оцепенел, без промедлений пав до состояния испуга. Перед ним совершенно явственно стоял человек – самый натуральный, часто дышащий, водящий руками, стыдливо опускающий глаза и скорее всего способный говорить.