| While we had heen smoking together in silence, I had taken a quick look at father and son and one thing about them had struck me as odd. The boy was dressed plainly but in good stout clothes. The way the long-skirted little coat with its soft lining of worn beaver lamb fitted him, the way his tiny boots had been made to fit snugly over the woollen socks, the very neat darn that joined an old tear on the sleeve of the coat, all these things spoke of a woman's hand, the skilful hand of a mother. | Еще когда мы в молчании курили, я, украдкой рассматривая отца и сынишку, с удивлением отметил про себя одно, странное на мой взгляд, обстоятельство Мальчик был одет просто, но добротно: и в том, как сидела на нем подбитая легкой, поношенной цигейкой длиннополая курточка, и в том, что крохотные сапожки были сшиты с расчетом надевать их на шерстяной носок, и очень искусный шов на разорванном когда-то рукаве курточки - все выдавало женскую заботу, умелые материнские руки. |
| But the father's appearance was quite different. His quilted jacket was scorched in several places and roughly darned, the patch on his worn khaki trousers was not sewn on properly, it was tacked on with big, mannish stitches, he was wearing an almost new pair of army boots, but his thick woollen socks were full of holes. They had never known the touch of a woman's hand. | А отец выглядел иначе: прожженный в нескольких местах ватник был небрежно и грубо заштопан, латка на выношенных защитных штанах не пришита как следует, а скорее наживлена широкими, мужскими стежками; на нем были почти новые солдатские ботинки, но плотные шерстяные носки изъедены молью, их не коснулась женская рука... Еще тогда я подумал: |
