Автомобиль Эркина лез в гору с трудом. Асфальт кончился давно, и разбитая какими-то большими грузовиками гравийная дорога кончилась. Перед радиатором было нечто, похожее на дно ручья с глубокими промоинами от дождевых потоков, с камнями всех размеров, включая весьма солидные валуны. Эркин зло крутил баранку, маневрировать приходилось точно, потому что справа пугающе зияла бесконечная каменистая пропасть.
— Хоть бы склон увить плющом, — сказала Дильбар, она сочувствовала.
Эркин не ответил. Думал про Бахтияра и Амина, которых директор счел слишком занятыми для поездки в этот дурацкий забытый богом и людьми кишлак.
Последняя партия в теннис вспомнилась Эркину по закону плохого настроения. Если на душе погано, так сразу лезет в голову все неприятное. Это была всего-то их четвертая встреча на корте. До нее счет выглядел достойно: два-один в пользу старшего. Первую и третью выиграл директор, вторую Эркин. По раскладу и замыслу выиграть четвертую следовало обязательно. Хотелось выиграть красиво, убедительно. Вышло иначе. Первый сет был за Эркином, провел он его в хорошем темпе, крученые мячи летели точно. Зато во втором директор преобразился, видимо, проснулся азарт. «Прорезался» удар, в подачах он не жалел себя и тут же на длинных ногах кидался к сетке, так же быстро отбегал, если Эркин давал свечу. Утешало Эркина лишь хорошее настроение директора. В ответ на искреннюю похвалу во время передышки Азим Рахимович заметил:
— Это благодаря тому, что вы хорошо сыграли первый сет. Задали тон и темп. Обычно слабый противник демобилизует партнера. Не замечали? И еще, как у нас говорят: «Убегающего не догоняй. Догонишь, он тигром станет».
Последний сет был для Эркина еще более неудачным. Утешение заключалось в том, что игра кончилась к девяти и многие в институте видели, как они шли с корта в душевую, оба взмыленные, в белых одинаковых костюмах, с одинаковыми ракетками в чехлах с надписью «Слезингер». И из душевой вышли вместе. Это тоже все видели, а кое-кто и слышал, как директор сказал, что давно не испытывал такого удовольствия от игры.
И все-таки три-один не то, что требовалось Эркину для отношений на корте, которые, как он справедливо полагал, должны в какой-то степени переноситься на его положение в институте.
Вспомнилась еще одна деталь, не из этой игры, а из самой первой. Директор предложил, чтобы все их разговоры на корте проходили по-английски.
— Вы английский учили? Я тоже, а стал забывать. За рубежом была практика, сейчас только читаю, а скоро в Индию ехать.
