Они были в центре всеобщего внимания.
Любовные истории в Ницце, неудавшиеся инкогнито служили предметом для специальной рубрики. Стоило только какой-нибудь принцессе времен Империи перестать здороваться с великими князьями, потому что один из них позволил себе свистнуть под ее окном, прося ее спуститься, как любители сплетен тут же бывали об этом оповещены. Решительно, эти Сергеи и Борисы нравы имели странные. Они били свою челядь… И под тем предлогом, что адъютанты должны всегда «быть под рукой», заставляли бедняг спать в ванне. Можно ли было об этом не знать? Ведь дело происходило в «Негреско»…
Наконец, если великие князья ударялись в проказы полусвета, увлекались актрисочками и жрицами любви, то, возможно, для того, чтобы забыть, что другие Сергеи и Борисы, оставшиеся в Санкт-Петербурге, их братья, дяди или кузены, являлись мишенью для нигилистов. Флот был уничтожен. Царская Россия разваливалась. В Польше, на Кавказе, на берегах Черного моря, наконец, в Москве шли чредой забастовки, грабежи, бунты, погромы. Царская армия терпела неудачи. У царицы было зловещее лицо. Царь казался отсутствующим… Этого было достаточно, чтобы извинить зимние проказы Романовых в Ницце и других местах.
К тому же пресса никого не уважала.
Париж открывал для себя Дебюсси, Пруста, Ренуара, Боннара, новые формы театрального выражения и поэтов из «Ревю бланш».
Но в Руайо от лошадей могла отвлечь только игра.
Там не интересовались ни музыкой, ни живописью, ни тем более авангардом. Сара Бернар была единственной актрисой, чье имя произносилось. Да и то не без колебаний… Ведь она была еврейкой.
Адриенна, будучи проездом в Париже, по-прежнему помолвленная со своим возлюбленным и по-прежнему в сопровождении дуэньи, пригласила Габриэль пойти с ними на поэтический концерт, чтобы поаплодировать «мадам Саре». Адриенна была вне себя от восторга. Мод Мазюель говорила, что она чуть не разрыдалась. Надо ли верить Шанель, когда в старости она утверждала, что всегда считала Сару до крайности нелепой? «Она так корчилась… Старый клоун…»[17] А что думать о презрении, с которым она относилась к театру первых лет нашего века?
В феврале 1964 года, во время представления «Сирано де Бержерака» в «Комеди Франсез», ее резко неодобрительное поведение шокировало зрителей.
Культ пьесы, и сейчас еще считающейся шедевром Эдмона Ростана, существует, как мы знаем, уже более восьмидесяти лет. Но, ничуть не обращая внимания на громкие «т-сс» и возгласы протеста, раздававшиеся вокруг, Шанель, попав в центр внимания зала, продолжала иронизировать, и было невозможно заставить ее замолчать.
