– Признавайся, кто он? – допытывался Атли, когда Брюн пришла в себя после родов. – Бог?
– Нет, – возразила она, – смертный. Но второго такого нет.
– Я вижу, тебе не нравится, что я вошла в твой сон непрошеной, вторглась, не постучавшись. Ты не звал меня. Тебе хотелось бы тысячу лет просидеть под луной, рассуждая о поэзии. Но помни, хранитель, поэзия бывает и грустной. И даже по преимуществу грустной. И Мёд Поэзии, как говорит старая сказка, был создан из крови. Уж тому-то, с кем тебе так приятно беседовать, это известно, ведь он отдал собственный глаз за право доступа к источнику. Посмотри мне в глаза. Поэзия – не для трусов, Хельги. У неё есть память, боль и ярость; она прорастает к свету из вековой тьмы ужаса и смерти.
Цветущее поле скрывает непогребённые кости воинов, и нет такого озера, где бы не утопилась когда-то опозоренная девушка. Не моя вина, что волшебство месяца рассеивается при солнечном свете. Женщине приходится видеть всё в дневном свете, даже если она валькирия.
Рассказать ли тебе, как я была обманута – как трое достойных мужчин, вовсе без дурного намерения, сделали так, что мне стало стыдно жить? Рассказать ли тебе, как честь обернулась бесчестием, а преданность предательством?
Атли сам вышел встречать фризских предводителей, явившихся к нему предлагать условия мира. Братья Гьюкунги, сознававшие своё превосходство, прибыли в сопровождении сорока нарядных дружинников, сверкавших золотыми ожерельями. Загадочный молодой воин, которого не брало никакое оружие и который лишал гуннов последних остатков самообладания, бросаясь на них совершенно голым и с волчьей шкурой на плечах, теперь был одет и оказался конунгом Сигурдом, свойственником Гьюкунгов. Когда Атли разглядел его вблизи, то даже разочаровался – лет ему едва ли было больше шестнадцати, судя по угловатым движениям и простодушному безусому лицу под белой чёлкой. Вот только глаза у него были страшноватые – синие, пронзительные глаза, взгляд которых в упор трудно было вынести. Где-то Атли видел уже такие глаза, и он вспомнил – такой же неприятный горящий взгляд был у его племянницы, крохотной Асе. Уж не от этого ли Сигурда родилась девчонка, мелькнула у него мысль. Да ведь Брюн всё равно не признается.
Условия фризов оказались довольно великодушными. Единственное, чего они требовали, это чтобы гунны прекратили набеги на земли Гьюкунгов и свободно пропускали их скот к берегу Рейна. Они обменялись с Атли подарками, и мир был скреплён. После обеда они захотели посмотреть на охотничьих собак Атли и, может быть, выбрать себе несколько щенков, и князь повёл их показывать свору.
