Алексей Панограф (Санкт-Петербург)
Голод – не тетка
В песне поется: «Лето – это маленькая жизнь». Военная кафедра в институте – это тоже была отдельная маленькая жизнь. Если, конечно, не вспоминать анекдот:
« – Здесь живет Рабинович?
– Рабинович здэсь нэ живет.
– А вы кто?
– Я? Рабинович, развэ нэ видно?
– ???
– Таки, развэ ж это жизнь!»
Три или четыре семестра на старших курсах наши девчонки, один белобилетник и неблагонадежный Гуревич имели дополнительный выходной день. А мы, все оставшиеся, проводили восемь часов на военной кафедре, расположившейся на цокольном этаже первого корпуса, там где раньше была институтская часовня. Теперь часовню вернули церкви, и нынешние студенты опять могут замаливать грехи и просить у всех святых помощи на экзаменах. В наше время приходилось обходиться без божьей помощи, самим не плошать и надеяться только на русский авось.
И там-то мы приобщались к секретам Красной армии, о которых вполне прозорливо не позволили узнать Гуревичу. Как в воду глядели. К окончанию института он завел двух детей, чтобы не загреметь в армию, а еще через год свалил в Америку. Если честно, я, как и большинство моих оболтусов-сокурсников, почерпнул на военной кафедре не больше секретов боеспособности Красной армии, чем после прочтения рассказа А. Гайдара про Мальчиша-Кибальчиша.
Военная кафедра отделялась от внешнего мира двойной железной дверью. Приходили мы туда только с шариковой ручкой. Тетради для записи с прошитыми белыми нитками (именно белыми) листами нам выдавал назначенный замкомвзвода «секретчик» Коля из параллельной группы, принося их из секретного хранилища в секретном чемодане.
В этих тетрадях нужно было конспектировать лекции. Но мы с Ворониным со свойственной нам безалаберностью попытались использовать их для игры в морской бой. За что и получили по первому строгому выговору. Потом от скуки Воронин завладел секретной тетрадью Мака и написал там слово из трех букв. Все бы осталось незамеченным, так как различными аббревиатурами, в том числе и трехбуквенными, на военной кафедре никого не удивишь, но Мак начал вырывать у Воронина свою тетрадь и вырвал-таки, но один секретный лист остался в руках злоумышленника. В результате оба получили по строгому выговору.
Офицерам-преподавателям военной кафедры давались различные прозвища – майор Четин имел прозвище МЧХ, по созвучности с АЧХ (амплитудно-частотная характеристика). Его же прозвище расшифровывалось как «Майор Четин и непечатное трехбуквенное ругательство».
