Человек живёт и умирает вместе со своим временем, – тысячи раз Иван Ауслендер читал и слышал про это. И когда, например, умирает какой-то старый советский актёр, прежде известный, а ныне полузабытый, то в некрологе пишут: со смертью Василь Василича ушла целая эпоха. И все кивают, соглашаются. Это такое общее место, пустое место. Ни о чём. Просто так принято. Это обычно, банально, даже пошло. Но только пока это не касается лично тебя. Когда это касается лично тебя, то начинает звучать иначе. Тогда ты понимаешь, что это твоё время ушло, – в прямом смысле, буквально: было твоё время, оно ушло, а значит, и тебе пора уходить, и ты уйдёшь, потому что таков закон.
Каким же было время Ауслендера и целого поколения вместе с ним? Ещё античные авторы что-то писали о деградации. Лермонтов: «Печально я гляжу на наше поколенье! Его грядущее иль пусто, иль темно…» Ремарк придумал своё «потерянное поколение», Коупленд – «поколение Икс», Пелевин – «Generation П», но Иван Борисович даже в «П» не попал – он родился позже. Это было поколение паузы, поколение промежутка, gap, сандхья, стыковка эпох. Большей частью оно со свистом пролетело мимо кассы. Тушу медведя разделали до них те, кто пришёл к столу чуть раньше. А теперь те, кто родился чуть позже, разделывают новую жизнь. Они другие, они прошли какое-то новое форматирование. У поколения Ауслендера первый процесс форматирования был прерван ошибкой диска, а второй не мог быть успешно завершён, поскольку кластеры первого формата оказались неуничтожимы. Поколение Ауслендера поэтому получило в награду свободу, независимость и никому-не-нужность. А теперь ещё и билет на выход.
Некоторые люди переживают своё время. Некоторые живут даже несколько эпох. Про них говорят: старожилы. Но такое даётся не всем. Такое, может, не всем и нужно. Многие люди живут ровно своё время. Ауслендер подумал с горькой внутренней улыбкой о том, что он, видимо, как раз такой, правильный человек. Всю жизнь и во всём был неправильным – и надо же, сподобился стать правильным в одном. В этом. В последнем.
Ржаво скрипел колышимый ветром пустой причал. Ауслендер пошёл на автобусную остановку. Дождался автобуса и в молчаливом салоне с усталыми попутчиками покатился домой.
Поэму Александра Сергеевича Пушкина «Евгений Онегин» молодой умник Виссарион Белинский назвал «энциклопедией русской жизни». На эту тему заставляли писать сочинения, мукой мучили советских школьников литературные учителя. Однако Иван Борисович полагал, что «Евгений Онегин» – не столько энциклопедия, сколько Евангелие, Тора, и если не Коран, то Сунна, сборник хадисов русской жизни. И, как это часто бывает со святыми писаниями, не только канонические версии важны, но и все апокрифы, черновики, которые, бывает, таят в себе сокровенные истины. В черновой версии главы VII, «Путешествие Онегина», была строфа V, исключённая автором из «Путешествия…», опубликованного отдельно от поэмы в качестве X главы. Вот она:
