Шторм на Крите | страница 57



Но если вдруг, по какой-то счастливой случайности, это стало бы возможным… У него дыхание сперло, и в груди кольнуло от этих мыслей, перед глазами сами собой понеслись картинки из их с Юлей жизни – откуда, он и сам не понимал, ведь он не думал еще об этом и не мечтал – вот они вместе возвращаются в Москву, сидят в самолете рядышком, она наклоняется к нему и кладет голову на его плечо, а он сидит, счастливый, не шевелясь, чтобы не помешать ей уснуть; вот он везет ее к себе, и они устраиваются в его квартире, она, немного удивленная, растерянная, но счастливая, раскладывает свои вещи в его шкафу, а он бежит на кухню, скорее поставить чай, или нет, сварить кофе! вечером они сидят в гостиной, смотрят кино – какую-нибудь мелодраму, что выбрала Юля – и он вдруг замечает, что глаза у нее закрываются от усталости, и тогда он берет ее на руки и несет в спальню… Ах! Он вспомнил, как она впервые обняла его за шею, и как его обволокло прелестным запахом ее волос, как они потом шли в его номер и целовались, и как до этого он кружил ее на руках, а она хохотала. Перед глазами возникло ее лицо, и нежная улыбка, с какой она смотрела на него в тот вечер.

Бог мой, покачал головой Антон Ильич, самому себе не веря. Кажется, это было так давно! А ведь это было всего лишь позавчера. Лишь позавчера они сидели здесь, в таверне, за столиком, где сегодня расположились двое немолодых европейцев – кажется, англичан – и ели пиццу, и говорили, говорили… Странное чувство было в душе Антона Ильича. Ему казалось, будто он знал Юлю очень давно, а ведь не прошло еще и недели с тех пор, как они оказались в одном отеле. Быть этого не может! Он пересчитал, и правда, они прилетели в прошлый четверг, а сегодня еще только понедельник. Как же он ошибался, глядя на нее впервые! Мог ли он знать, что эта холодная неприступная красавица окажется такой нежной, близкой, искренней и… Антон Ильич не мог подобрать слов, чтобы определить, что именно поражало его в Юле более всего. Ее яркая красота, ослепительная и совершенная? Но он знал немало красивых женщин. У многих из них красота была единственным достоинством, другие были сколь красивы, столь же и умны, но Юлю он не мог отнести ни к той, ни другой категории красавиц. Она была, несомненно, умна, хорошо образована, общительна, выйти с ней в общество было бы гордостью для любого мужчины; с первой же встречи Антон Ильич отметил, что одевается она с большим вкусом: носит вещи, которые ей исключительно к лицу, и ни разу – ни на пляже, ни в дороге, ни после сна – он не видел, чтобы она была одета небрежно. О ее чувстве юмора и говорить было нечего. Никогда еще ему не встречалась красавица, которая бы столько смеялась его шуткам и шутила сама! Он помнил, какое удивительное чувство единения и теплоты возникло между ними в первый же вечер благодаря этому ее смеху, звонкому, легкому, всепони-мающему. Однако и это было не главное. Не смех, не красота и не ум, тогда что же? Что? Он никак не мог определить. Может, все это вместе? Или было что-то еще, чего он никак не мог уловить?