Антон Ильич пошел прямиком к таверне. Ему повезло: людей был полон зал, коротышка-администратор стоял в дверях с журналом в руках и пускал гостей, сверяясь по записям, но Антона Ильича впустил и усадил за маленький столик около самой кухни, за которым обычно сидел сам, когда не встречал гостей. Антон Ильич снова заказал пиццу, в которой уже неплохо разбирался, к ней горячий овощной суп. Скоро принесли и то, и другое, он жадно принялся за еду и не поднимал головы, пока не наелся вдоволь.
Здесь было все как в прошлый раз. Снова было много парочек. Одна сидела по соседству от Антона Ильича, ему была хорошо слышна их беседа, и, если бы не его полное незнание греческого, он был бы в курсе всего, о чем они говорили. Совсем еще молоденький парнишка-грек, простоватой наружности, в широких штанах, бейсболке на голове, держал в руках ладошки своей подруги, такой же, как и он, юной, в блестящем коротком платьице, с копной черных пружинистых волос. Он смотрел в ее глаза, лицо его было серьезно и немного печально, как будто он просил ее о чем-то и не мог уговорить. Она смеялась, игриво откидывая голову и поправляя пружинки волос у лица. Совсем еще дети, думал Антон Ильич. О чем они говорят? О чем он может печалиться? Такие юные, как будто еще только играют в отношения, в любовь. Как будто еще только… как тогда сказала Юля? Ах, да! Репетируют.
Он вспомнил их разговор и ее слова о том, как она все время ждала настоящих чувств, которые должны были прийти позже, но все еще не приходили. Почему-то ему приятно было думать, что настоящих чувств в ее жизни еще не было. Даже если это было не так и она обманывала его, не рассказывая всей правды, все равно. Хорошо, что она не поведала о какой-нибудь пылкой страсти и глубокой привязанности в прошлом, подумал Антон Ильич и подернул плечами, представив, как трудно было бы ему соперничать с кем-то, кто мог произвести на Юлю такое впечатление и в чьих руках когда-то было ее сердце. Нет, решил он, уж лучше думать, что все, что было с ней раньше – репетиция, подготовка. Кто бы ни окружал ее до сих пор, среди них не было единственного, достойного ее, способного пробудить в ней те самые настоящие чувства. Разве не об этом она сама ему говорила? Ему хотелось верить ее словам – и верилось, и становилось легко на душе.
Уж не думает ли он, что сам станет для нее тем самым большим настоящим чувством? Антон Ильич усмехнулся: конечно, нет. Мужчина, достойный быть рядом с Юлей, должен быть другим, особенным, намного лучше и него самого, и всех остальных… А он? Старый, лысый, в очках – вдруг послышались в голове слова старушки, да так явственно, как будто она стояла сейчас перед ним и разговаривала с ним своим скрипучим старческим голосом. Антон Ильич тряхнул головой.
