— Заодно настаиваем мы и на переделе покосов. Дело собрания решить, как делить елань: давать ли богатеям, у которых по триста ульев пчел, по два десятка коров дойных да по сотне маралов, или разделить ее между беднотой и средними по достатку?
— Не давать! — дружно загалдели в разных концах. — Не давать! — громче всех взвизгнул Емельян Прокудкин.
— Православные крестьяне! Где это видано? — стараясь перекричать всех, надрывался Мосей Анкудиныч.
— Я вот тебе покажу, где видано! — схватив старика за воротник кафтана, снова приступила к нему Матрена Погонышиха.
— Отошло-о ваше времечко! Отцарствовали! — пронзительно закричал Емельян Прокудкин.
Мужики ревели, шикали, кто-то из ребят оглушительно свистел.
— Так его, Матрена Митревна, приткни ужа вилами!
Мосей Анкудиныч кинулся к Зурнину.
— Товарищ Зурнин, это что же такое будет? Где такой закон? Бог-от где? Трудящийся, можно сказать, сызмальства…
— Иуда! — крикнул Фома Недовитков.
— Лисой прикинулся!.. Гони его, товарищ Зурнин! Гони его, Митрий Митрич!.. Председатель, чего смотришь, гони!..
— Не да-ва-ать! — не унимался покрасневший от напряжения, как помидор, Емельян Прокудкин.
Седов смеялся. Герасим Андреич шептал Орефию Лукичу что-то, но в шуме, в криках тот не слышал.
«Вот оно, вот оно когда в точку, вот когда наша берет!» — ликовал Зурнин.
Ни он, ни новый председатель сельсовета, ни Дмитрий Седов не в силах были остановить ругани, да и не хотели этого делать.
«Пусть наломают хвосты толстосумам, пусть хоть на этом примере поймут, что дело-то серьезное!»
О крутом характере старшей сестры вдовы Виринеи, Матрены Погонышихи, Орефий Лукич много слышал рассказов, но в схватке с кулаками видел ее впервые. На примере сегодняшнего собрания он особенно ясно понял, что и в раскольничьей Черновушке партии есть на кого опереться.
— Ставлю на голосование! — закричал Дмитрий Седов.
Шум смолк.
— Кто за надел кулаков?
Мосей Анкудиныч проворно вскинул руку, воровато оглядываясь по сторонам.
— Восемь!.. Кто против надела кулаков землей?
Старик опустил голову, услышав шум от дружно вскинутых рук.
— Предлагаю комиссию.
— Комиссию!.. Комиссию!..
— Товарища Зурнина! Петухова! Седова!
— Погонышиху! — смеясь, выкрикнул Акинф Овечкин.
— Овечкина! — закричал Емельян Прокудкин.
— Драноноску! Драноноску!..
Мужики выкрикивали фамилии друг друга, норовя все войти в комиссию.
16
На Фоминой недели артельщики выехали пахать.
Во всей Черновушке только и плугов было, что у артели да еще старенький и проржавевший плуг у попа Амоса.
