Семён посмотрел на неё сверху вниз, но ничего не ответил.
– Сёма…
– Марина, ну что за глупости? Уже поздно, пора спать ложиться.
Он развернулся и пошёл к выходу из комнаты.
Марина посмотрела ему вслед. Скулы свело, и она почувствовала во рту горечь.
Незнакомка лишь на мгновение задержалась в дверях, окинула взглядом зал, затем слегка качнула головой, как будто что-то одобрила и, неторопливо, но уверенно, двинулась в сторону хозяев дома. Со всех сторон к ней были обращены заинтересованные взгляды, но она ничуть не смущалась и лишь учтиво наклоняла хорошенькую головку в сторону особо назойливых. В руке она держала длинный янтарный мундштук и, время от времени, неторопливо подносила его к губам, чтобы потом выпустить изо рта маленькое ароматное облачко. Искусно сделанная роза из нежно-розового шёлка украшала узкое запястье, вместо браслета.
Она подошла к хозяевам, сделала лёгкий реверанс, улыбнулась Хозяйке и разрешила поцеловать свою ручку Хозяину. Всё это было так странно, как будто из кино или из воспоминаний наших пра-пра-пра-бабушек.
На ней был костюм а-ля Мадам де Помпадур. Нежный шёлк платья подчёркивал стройность фигуры. Белый взбитый парик и бледно-розовая бархатная маска на пол-лица, с наклеенными к прорезям ресницами, делали её образ немного кукольным. Мочки нежных ушек с розовыми хрустальными капельками зачаровывали взгляд. Плавный изгиб шеи перетекал в довольно глубокое декольте, украшенное кружевами цвета бедра испуганной нимфы, которые не позволяли нескромным взглядам скользить дальше. Красивая линия подбородка и маленький ротик, похожий на трепетные лепестки роз – вот и всё, что можно было разглядеть наверняка.
Из прорези маски смотрели бездонные сверкающие глаза. Цвет их определить было невозможно. Во-первых, из-за приглушённого освещения, во-вторых, из-за довольно специфической формы самой маски. Под ней могла скрываться как восточная красавица, так и сумасбродная европейка. Лицо и плечи были сильно напудрены и бледны до крайности. Весь образ чаровницы казался несколько бестелесным. Светло-голубой шёлк и пена кружев превращали её в некое облако, которое скользило среди изумлённых гостей и жило какой-то своей собственной жизнью, в своей загадочной стихии. Её, казалось, несколько забавляло такое внимание, но на все попытки ухаживаний лишь улыбалась и качала головой. У неё не было ни единого свободного танца, если только она сама не желала сделать передышку. Её маленькие ножки в атласных туфельках мелькали, то в вальсе, то в современном танце, но в любом случае, её движения были настолько грациозны, насколько они могут быть у истинной женщины, знающей себе цену. Как у королевы, уверенной в том, что она здесь единственная и неповторимая, что любое её желание, любой каприз бросятся исполнять с подобострастием и рабским удовольствием. И нет ей в данном случае равных, ни по силе власти, ни по красоте.
