Лот не догадывался: старшая давно живет с Поцом. Зиновий изнасиловал ее, десятилетнюю, заодно с подружкой, стерегущей коз.
А младшей приглянулся Азария. Против этого жениха Лот ничего не имел. Плотник что надо. Пчел держит. Сад у него. Весной кажется — облако заглянуло к нему в гости. Нет, Азария — не худший вариант. Конечно, содомляне не откажутся породниться с богатым пришельцем. Лот надеялся: содомляне постепенно притерпятся к нему. Новые скитания ему уже не под силу. Что–то случилось с сердцем. Содомляне глумились над его болезнью:
— Что, праведник, скоро в рай?
И цапали край его белой одежды, чтобы оставить на ней грязные пятна.
Завидев нас издали и смекнув по нашему свечению, что путники–то — пришельцы не из мира сего, старик, сидевший у ворот, распрямился, чтобы приветствовать нежданных посланцев поклоном до земли. Причем даже складки его одежды, стлавшейся перед гостями, плавно льющимися линиями выражали гармонию, присущую его душе. Сколько столетий стерлось в памяти, сколько миров отмер- цало в глазах, но фигура Лота проступает в минувшем. Я вновь и вновь — в сотый, тысячный, миллионный раз — замечаю пыль на его щеках и бороде. И эти пылинки становятся драгоценными, коснувшись праведника. Как вы, наверно, догадываетесь, ангелы видят впотьмах так же хорошо, как и днем. В низком поклоне не было рабской униженности. Только безмерное почтение к гостям. Видно, жизнь научила его милосердию, что не очень характерно для датчиков. Большая часть их ожесточается от страданий. Я почувствовал невольное уважение к низшему существу.
Да, Господь был прав, выделив его из толпы. Подобно нам, Лот был обведен контуром, но не светящимся, а зримым только высшим существам, начиная с нас, ангелов.
В мягком голосе его, когда он обращался к нам с просьбой войти в его дом, омыть ноги, переночевать, было столько трогательной заботы, участия, тревоги за нас, захваченных сумерками в незнакомом городе, что возразить ему — значило нанести непереносимую рану его совести, и все же мы попробовали отказаться, заявив, что не смеем стеснять его, поэтому переночуем на улице, на что Лот поклялся, что не уснет в доме своем, отвергнутом путниками. Предчувствие подсказывало, что, соглашаясь переночевать в его доме, мы подвергаем опасности хозяина и его семейство, но он так настаивал… Пришлось согласиться.
Дом Лота отличался от окружающих жилищ разве что опрятностью. Во дворе — два кипариса, миндаль. Чувствовался с первого взгляда порядок. Каждая вещь лежала на своем месте. Он отпустил домой содомлян, месивших глину в конце двора. Но один из них задержался и притрусил приготовленную вязкую массу соломенной сечкой.
