День на Краю Мира и бесконечная печаль - Дмитрий Геннадьевич Колодан

Когда Тавке исполнилось шесть лет, отец повез её смотреть на Край Мира. Тавка была против. Четыре месяца назад ее мама заболела и умерла.

— Я не хочу, — сказала Тавка, когда отец объявил о своих планах за ужином. — Мне и здесь хорошо.

Хорошо ей не было, но значения это не имело. Лучше сидеть в четырех стенах и грызть ногти, чем папины попытки её развеселить.

— Ничего подобного, — возразил отец. — Там очень интересно. Когда я был ребенком, мы ездили на Край Мира. Та поездка произвела на меня впечатление.

Он нахмурился — пытался вспомнить, какое именно впечатление произвело на него давнее путешествие.

— В общем, это вроде семейной традиции: обеспечивает преемственность поколений и что-то такое. В каждой семье должны быть традиции.

— Семье, — вздохнула Тавка и поморщилась.

От звучания этого слова зуб, который вторую неделю шатался в лунке, разболелся так, будто в него ткнули раскаленной иголкой.

— Ну да, — вздохнул отец. — Мы же с тобой семья, правда?

Он не смотрел на Тавку. Он смотрел на пустой стул справа от Тавки. Тавка тоже посмотрела на пустой стул. На вопрос она не ответила.

Так или иначе, но спустя три дня после того ужина Тавка сидела на крыльце перед домом и смотрела на последние приготовления перед отъездом. Отец что-то говорил, но Тавка его не слушала. Больной зуб напоминал о себе со странной периодичностью — на счет двадцать семь.

Ступенька крыльца, на которой сидела Тавка, была ярко-розовой, как клубничный леденец. Была еще небесно-синяя ступенька и зеленая. Когда мама заболела, она стала красить дом. Она ходила из комнаты в комнату: в одной руке банка с краской, в другой — влажная кисть или малярный валик, пока не находила подходящую стену или другую ровную поверхность неправильного цвета. Тогда она перекрашивала ее. Иногда она делала это по нескольку раз. В конце концов дом стал выглядеть так, будто внутри него, да и снаружи тоже, взорвалась радуга. Едкий химический запах краски чувствовался до сих пор. Может, поэтому отец и решил уехать? Хотя бы на время?

Тавка помнила. Мама ходила по дому в джинсовом комбинезоне с закатанными штанинами. Погода стояла жаркая. Мамино лицо раскраснелось и блестело, в ложбинке на шее набухала крупная капля пота. Иногда мама надевала противогаз, чаще — нет. Тогда в уголке рта дымилась сигарета, и длинный столбик пепла то и дело обламывался и падал.

— Этот цвет называется «клубничный восторг», — говорила мама, проводя кистью по стене. В другой раз это могла быть «мятная свежесть», или «морской бриз», или «влюбленный баклажан», или «лягушка в обмороке», или еще какое-нибудь безумное название. — Чудесный цвет. Тебе нравится?