Фокин, Горский, Нижинский, Павлова, Карсавина, Спесивцева… Дягилев. Ворожба Русских сезонов! Этого мы не ведаем, это для нас легенда — матовая призрачность фотографий, ирреальная яркость эскизов Бакста и Головина, только ещё больше подтверждающая невозможность живого прикосновения…
А вот недалекое прошлое — Большой балет семидесятых — это мы знаем, видели. Это уже живая легенда! Сколько же было откровений и каких! Танец царствовал на художественной арене времени и всею своей духовной сущностью сопротивлялся тотальной власти социума. Он был наивен и человечен в глухую бесчеловечную эпоху. И всю свою теплоту и задушевность воплотил в хрупкой фигурке маленькой женщины… Балерины!
Надя в который раз подумала об Анне Федоровой — её искусство воплотило образ одинокой в своем избранничестве души. Души, вдыхающей безысходность времени — его бремя — и улыбающейся ему… сквозь слезы.
Безнадежный, свинцовый, убивающий век, как ты был прекрасен в своем рождении! Какие песни слагали тебе поэты! А ныне… У тебя слишком мало времени, а на ностальгию его совсем не осталось — некогда исходить слезами, сетовать на обморочный быт и трагическую историю. Впереди — время нового рубежа. А из века в век рубеж веков — это время раскрепощения сил, время обновления и нового качества. А тут не века сменяются — тысячелетия!
И все это случится и сбудется, а пока… Тени прошлого витают над нами. Над театром, с которого сыплется штукатурка… Время искусства держит паузу. Оно замерло в предощущении чего-то важного, что случится и сбудется в начале нового века. А пока только тени прошлого… но какие земные тени!
Надя глядела на Машу — та прошла свою сольную вариацию под оркестр и теперь стояла у края рампы, уперев руки в боки и слушая замечания, которые Бахус выкрикивал в микрофон, сидя в партере. Из кулисы появилась Надя Орлова, знаками вопрошая, можно ли ей начинать.
Бахус обнаружил в Перми это юное дарование — совсем зелененькую выпускницу училища, взял в театр и сразу же дал ей главную партию в возобновленной редакции «Баядерки» — балерин-то в Большом совсем не осталось, разбежались по заграницам, танцевать некому! А Надя в роли Никии — это оказалось точное попадание в десятку! Этуаль, прирожденная этуаль!
Рисунок танца безупречен и чист, прозрачная кантилена движений так и льется, и тянется нежно, и растворяется в беззвучных прыжках, невесомых, точно тающий снег… Легкодышащая спокойная мелодия танца, шаг — широкий, вращение — бурное и стремительное и при этом уникальная устойчивость. И все это как бы без видимых усилий: явилась и одарила собою, и удалилась эльфийской своей легкой поступью… Во врожденной её естественности танца удивительная гармония и покой. И как это ей удается — так чисто пропеть танцевальную фразу, и разу не сфальшивив, да ещё завершить её после двойного пируэта точным по ракурсу, мягким и упругим плие в позе арабеск… Свою первую в жизни балеринскую партию она танцует так, что думаешь: полно, так не бывает!
