Но разве могло хоть что-нибудь сдержать волну перешептываний и сдавленных восклицаний, которая все шире разливалась по просыпающемуся городу?
Говорили о том, что случилось в костеле св. Варвары.
«Было около восьми, — пани Мауэр вытирала лоб батистовым платочком. — Перед алтарем никого, костел пустой, Якубовская меняла воду в вазах с цветами, спустилась, а он уже там был, стоял на коленях у передней скамьи…» — «На коленях?» — Отец поднимал брови. «Ну да! — пани Мауэр возмущалась, что ее перебили в самый важный момент. — Делал вид, будто молится, но что-то Якубовскую кольнуло, она обернулась… тут он как размахнется…»
Цепочки слов перетекали из улицы в улицу, как косяки слепых рыб, ощупью отыскивающих дорогу в заросшем камышом озере. Кто-то клялся, что там, у Святой Варвары, без нескольких минут восемь, в темном костеле, где после мессы, которую отслужил викарий Ожеховский, уже были погашены все свечи, у самой капеллы видели невысокого коренастого мужчину, чернявого, со шрамом над бровью, который стоял за колонной, вроде бы кого-то подстерегая.
«И что плетут! — панна Розвадовская, которую отец встретил в пассаже, не скрывала раздражения. — Это был жгучий брюнет, огромный мужик, из тех, что идут в плотогоны». — «Ну да, раз черные волосы, — задумывался пан Малишевский, узнавший об этой истории от Яна, — верно, кто-нибудь из цыган, что ночуют сейчас в кибитках на Мокотовском поле. Безбожие, известное дело, распространяется в первую голову среди людей, не имеющих собственного дома и постоянных занятий. Дом — это святое, формирует человеческую душу».
Панна Осташевская, которой все в подробностях рассказала Юлия Хирш на прогулке в Саксонском саду, только крестилась: «Это наверняка был дьявол, не человек, из тьмы вышел и во тьму вернулся». — «Дьявол! — фыркал пан Залевский, владелец лавки колониальных товаров, когда отец повторял ему эти слова. — Дьявол, пан Чеслав, который зовется Розенкранц или Апфельбаум. Да это, пан Чеслав, как пить дать работа сионистов. Чему тут удивляться! Тот, кто детей на мацу похищает, и на худшее способен». — «Залевский этот — он бы и социалистов с удовольствием приплел, — язвил путейский служащий Мигонь, на которого мы вечером наткнулись около почты, — но у социалистов поважней есть заботы, чем, пускай даже знаменитая, статуя святой — дай-то Бог, чтобы она как можно дольше радовала наш взор».
Но постепенно, с часу на час, картина случившегося вырисовывалась все отчетливее. «Надо бы спросить прелата Олендского, — бормотал отец, раскуривая трубку. — Слишком много свидетелей, клянущихся, что видели все своими глазами». А противоречивые версии множились. Я заметил, как жадно Анджей, когда мы дома обсуждали слухи, ловил каждое слово. То, что случилось у св. Варвары, его изрядно напугало. Да и неудивительно. Это же в нескольких шагах от нас!
