Девочка торопливо отдала ей Галку и сразу померкла, нахохлилась, ожидая очередных рывков, побоев и попреков.
Неприятно и тревожно кольнуло сердце Насти, когда перехватила она ее озлобленно-настороженный взгляд. «Боится-то как меня! Допекла я ее, кажись!» — совестилась женщина.
— Поди, устала, с ней возимшись? Вона какая тяжеленная телка стала. Не плакала без меня?
— Не плакала, — испуганно вскинулась девочка. — Я не устала!
Настя подошла к ней. Неожиданно для себя протянула руку, чтобы пригладить светло-русую голову девочки, растрепавшуюся от возни с Галкой.
Лерка отшатнулась от нее, слабо вскрикнула: ждала, что мачеха прибьет.
— Чево ты, дурочка? — мягко спросила Настя и густо покраснела: поняла защитное движение падчерицы, ее испуг, и опять ей стало совестно и неловко. — Волосы у тебя растрепались с Галкой возимшись. Дай-ка причешу…
Непривычными к ласке руками Настя причесала падчерицу. У нее опять надрывно сжалось сердце: ощутила под грубой своей ладонью боязливый трепет худенького тела. «Трясется вся. Не верит мне, так и ждет, что тресну чем ни попадя. Вот до чего довела девчонку я, халда окаянная!..»
Ей стало скверно, мучительно стыдно за себя, и она, грубовато торкнув на стол тарелку со щами, сказала отрывисто:
— Похлебай щец! Даве ты совсем плохо поела.
Удивленная Лерка, искоса поглядывая на мачеху — не ослышалась ли ненароком? — подошла к столу и, сев на краешек табуретки, принялась хлебать щи. Она все время вбирала голову в плечи, томительно ждала очередной трепки, но, как это ни странно, оплеухи не последовало.
Лерка неожиданно отодвинула тарелку и сказала:
— Тетя Настя, я Галку не волчьими ягодами кормила. С куста сняла — красную смородину. Первенькие ягоды поспели, а она на молоке да на молоке. Кисленького-то и ей хочется…
«Стыд-стыдобушка! Не разобрала, озверела, убивицей по селу малолетку ославила… Как ей и в глаза глядеть синие?» Пунцовая краска вновь прихлынула к грубому Настиному лицу, загорелись уши, шея.
«Убить меня, тварь злобную, мало…»
С этого дня Настя вновь доверила падчерице Галку. «Она и впрямь ее порадовать хотела ягодкой. Сама еще глупенькая. Ей и в голову не пришло, что нельзя дитю ягод есть. А я сахалинкой честила сдуру…» — думала Настя, поглядывая все ласковее и ласковее на Лерку, которая вновь ожила, воскресла и целыми днями, не зная устали, возилась с ребенком.
А скоро и вся забота о Галке легла на Лерку: дядя Петя позвал Настю на поденку — полоть дальние огороды. Вечерами Настя останавливалась у открытого окна: «Как-то мои?» И успокаивалась, услышав нежную, как свирель, песенку Лерки и ответное радостное лопотанье дочери.
