— Миша, прекрати! Они бы дали против тебя какие–нибудь показания, и ты бы ещё оказался виноватым. Поверь мне, тут вмешался наш еврейский бог. А он зря не сделает. Я давно за ним наблюдаю. Он всегда наказывает виновных, но никогда не устраивает показательных процессов.
— Ты говоришь прямо как Дедамоня.
— Твой дед?
— Ну да.
— Вот видишь, значит, я говорю правду. Так что ты ешь давай оладьи, и пойдём. Мне надо на репетицию, а ты в школу ещё успеешь ко второму уроку.
Израиль, Рамат — Ашарон, Натану Фишелю.
От Пороховой Екатерины.
30 мая 1987 года
Дорогой Натик!
Рада была получить твоё письмо. Смешно, ты даже сделал одну ошибку, чего раньше за тобой не водилось. Неужели русский язык забывается? Твой папа очень по тебе скучает, но не жалеет, что ты уехал. Думаю, вы всё решили правильно, зря ты мучаешься. И с работы папу не выгнали, как ты боялся. А раз до сих пор не выгнали — то и не выгонят. Так и будут они с моим отцом вечно дудеть в свои дудки.
Я, Натик, попала в странное, глупое положение. В нём никто не виноват, кроме моей ревности, и никто о нем не знает. Расскажу тебе, потому что ты далеко.
Вдруг оказалось, что я — красивая женщина, чего не сулила моя детская внешность (ну, ты помнишь). В подтверждение высылаю фотографию. Это я, ты уж поверь мне на слово.
Красота бы — полбеды. А выяснилось, что я влюблена. Люблю. Мишку Фрида. Ты спросишь — а как же Борька? Дружили–то втроём! Борька — тот втюрился в меня. А вот Мишка…
Мишка относится ко мне по–прежнему, как к подружке детства. А любит он такую удивительную женщину, что мне и рядом с ней встать страшно. Она — сказка, она — чудо, она достойна лишь восхищения. И она на десять лет нас старше. Я не пишу её имени лишь потому, что её можно привлечь к уголовной ответственности за то, что она отвергла ухаживания своего начальника, а выбрала моего Мишку. Я извожу себя ревностью. Я за последние месяцы повзрослела лет на десять, а то и на двадцать. Я опустилась до выслеживания. В мою преступную голову забрался даже план выдать растлительницу моего малолетнего возлюбленного милиции или Мишкиной семье. Последствия равнозначны. Слава Богу, я на подобное не способна в силу хорошего домашнего воспитания.
Борька из нас троих один шестнадцатилетний. А наше с Мишкой детство кончилось, у каждого по–своему.
Как мне быть? А, Натик? Спрашиваю твоего независимого совета, как мужчины и как человека. Только не пиши, пожалуйста, что надо больше времени уделять учёбе и меньше — всяким глупостям. Я от тебя не этого жду.
