Тая положила трубку, и прошептала Мишке на ухо:
— Хорошо, что у меня теперь есть телефон!
— Хорошо, что у меня теперь есть ты! — прошептал Мишка в ответ, и все продолжилось уже на благоустроенной постели и без Таёзиных хвостов.
— Заходите, Сергей Степанович, заходите. Я могу вам чем–нибудь помочь? Чаю?
— Некогда, мне, Таисья, чаи распивать. Мне бы по телефону позвонить, а то до участка далеко. Ага, спасибо. Алё, Алексей Владимирович, участковый Дюкин беспокоит. У нас тут два трупа. Опознали. С нашей улицы два пацана, Серёга Шапошников и Витька Батурин. Один другого порезал по пьяни, не смертельно, но тот кровью истёк, а этот просто замёрз. В щели между заборами. Там зимой так ребятишки льду накатают, что и не ходит туда никто. А ведь, если прикинуть, один в тридцати метрах от своего дома, и другой метрах в семидесяти. Утром пошли бабы за водой, наткнулись. Ага, жду! Всё, спасибо, Таисья. А ты хоть и актриса, девка проворная. Кому оладьев–то нажарила? Есть кто у тебя?
— Да не шепчите, Сергей Степаныч. Никого нет, в театр понесу. Масленица же нынче!
— Ой, прости господи, а у меня и из ума вон. Всё утро с этими пацанами провозился, царствие им небесное. У Серёги мать совсем спилась, ей и горе — не горе, а повод за бутылкой сбегать. А у Витьки родители нормальные, сестра в институте учится. И за что им это? Ну, давай свой чай.
Мишка слышал этот диалог из спальни. Двое несчастных, один попьянее, другой потрезвее, один потупее, другой порезвее, агрессивные дураки — лежали мёртвые в скользком мёрзлом межзаборье. Сами виноваты. Замёрзнуть по пьяни в нескольких шагах от дома — это надо умудриться.
Тая пекла оладьи, участковый Дюкин пил чай. Мишка сидел под одеялом и чувствовал себя Адамом, объевшимся плодами древа познания добра и зла. Он бы сам себя изгнал из рая, если б мог.
Дюкин ушёл. Тая застала Мишку трясущимся крупной дрожью.
— Мишик! Ты давай не страдай. Совесть твоя чиста. Если бы вышло по–другому, они бы нас убили. Помни об этом! Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Я сейчас буду занудничать, но ты потерпи, хорошо? Я всё–таки старше тебя. Послушай. Если человек агрессивен, но умён — с ним можно договориться. Если он добр и туп — не представляет опасности. Агрессивного дурака можно нейтрализовать, заняв делом. А вот если человек жесток, глуп и к тому же болтается, предоставленный самому себе — это и есть самая страшная ситуация.
— Мы могли вызвать «скорую». И их бы спасли. И, может быть, они бы не пили больше. Ну, хотя бы Батурин, у которого семья нормальная.
