Памела (разражается хохотом). О, Колин!
Изобэл(мягко). Знаешь, милый, мы только сегодня проводили твоего отца к месту вечного упокоения, и потому как-то не совсем прилично называть его обезьяной.
Колин. Я и не называл. Ведь не он писал картины.
Джейкоб. Это еще надо доказать.
Джейн. Даже если допустить худшее, то есть, что письмо подлинное, то ведь за пределами этой комнаты никто о нем еще не знает.
Колин. Не считая Себастьяна.
Джейн. С Себастьяном можно договориться.
Джейкоб. Он продаст эту тайну тому, кто больше даст.
Джейн. Конечно. Поэтому мы и должны дать больше всех.
Колин. Но тогда нас могут обвинить, что мы сознательно обманываем публику.
Джейн. Что ж поделаешь. Публику обманывали уже много лет, и ничего не случится страшного, если обман продлится еще некоторое время.
Изобэл. Не могу согласиться, Джейн. Прости меня, но это против всех моих принципов.
Джейн. Ах, мама, ты, право…
Джейкоб(вставая). А разорить и опозорить человека, который всегда старался быть вашим другом, — это в ваших принципах?
Изобэл. Что за глупости, Джейкоб, дорогой! Мы все знаем, вы здесь ни в чем не виновны.
Джейкоб. Неважно, кто виновен. Вся моя репутация под угрозой.
Изобэл. Все-таки вы должны согласиться: не очень умно было с вашей стороны позволять Полю втирать вам очки. Я знаю, все мы иногда ошибаемся, но уж если мы осознаем, что неправы, то гораздо лучше мужественно и открыто в этом признаться. Разве не так?
Джейкоб(сдерживаясь). Нет, Изобэл. Не согласен. И не имею ни малейшего желания признаваться в своей неправоте, когда всеми фибрами души я чувствую, что прав. Я продолжаю утверждать, что человек, создавший все эти картины, — кто бы он ни был — гениален!
Изобэл. К сожалению, я в этом не могу с вами согласиться. Когда вы мне показали первую картину Поля, много лет назад, мне стоило больших усилий не рассмеяться вам в лицо. Эта уродливая женщина с горшком на голове!
Джейкоб(терпеливо). «Рыночная торговка в Алжире». Признанный шедевр.
Изобэл. Все же вы не докажете мне, что женщины, даже в Алжире, ходят по рынку совершенно голые.
Колин и Памела смеются.
Джейн. Неважно это, мама. Разве вы не понимаете, что мы должны быть заодно с Джейкобом?
Изобэл. Мне очень жаль, но моя совесть не позволит мне хотя бы даже одну минуту поддерживать заведомую ложь.
Памела. Согласна с мамой. Я за честную игру. Это всегда вознаграждается.
Джейн. В данном случае окажется как раз наоборот. Если все станет известно, то не только бедный Джейкоб будет разорен, но и наследство отца потеряет всякую ценность. Мы должны быть практичны. Что хорошего, если мы растрезвоним об этом скандале на всех перекрестках? Нам прежде всего надо установить: кто писал картины отца, а Джейкоб уже должен позаботиться о том, чтобы справедливость восторжествовала.
