Вечером в расположение роты пришел командир части.
— Прозевали товарища? — спросил полковник. — Эх вы, друзья-воины. Ну, что теперь будем делать?
Он сидел в красном уголке, седой, сутулый, с колодой орденских планок на кителе, и вглядывался в лица солдат.
— Ну, а если завтра выступать придется?
— Один ничего не сделает.
— Это верно, обойдемся. Только ведь с такими солдатами не армия это будет, а?
Если бы солдаты стояли в строю и он распекал их, говорил о долге, обязанностях военнослужащего, о присяге, было бы легче. Но полковник ничего этого не говорил. Он спрашивал. И надо было отвечать. Каждый должен был найти ответ для себя. И понять поступок Дунина.
— Разрешите? — спросил лейтенант, вскакивая.
Полковник разрешил.
— Рядовой Дунин слабо успевал по политподготовке. Его интеллектуальные способности невысоки, характерной чертой его является замедленность реакции и мышления.
— Значит, дезертировал по глупости?
Лейтенант вспыхнул.
— Не совсем так, товарищ полковник. Рядовой Дунин обращался ко мне дважды. Перед исчезновением он обратился еще раз, причем в совершенно непозволительной форме.
— Что он вам сказал?
— Он говорил, что у них сеют и он тоскует по колхозу и по своей жене… — Лейтенант снисходительно улыбнулся. — Я думаю, вздорность причин очевидна. Это, простите, блажь, недостойная мужчины.
— Ясно, — сказал полковник. — А что он сделал непозволительного?
— Он обращался так, словно я ему не командир, а друг или приятель.
— Он и ко мне так обратился, — сказал с улыбкой полковник. — Пришел вчера на квартиру и прямо бухнул: «Пусти, батя!»
Лица солдат просветлели, все заулыбались облегченно.
Полковник весь вечер проговорил с солдатами о «гражданке», вспоминал свою родную деревню, в которой не был уже пять лет, виновато вздыхал. Утром лейтенанта вызвали в штаб — его назначили на должность адъютанта, — а в роту пришел новый взводный, такой же молодой и строгий. Только понятливей, как потом определил Дунин, возвратившись из дома.
Он возвратился через три дня. Поездка ему удалась. С аэродрома в областном центре он в тот же день доехал автобусом до райцентра, а около полуночи, отмахав восемнадцать километров грязной весенней дорогой, стоял у своего дома и прислушивался к разговору в палисаднике.
Его дружок Федянька говорил о космосе, о весне, о звездах, которые будут полем человеческой деятельности. Зинка сидела рядом и вздыхала. Зачем вздыхала, дурочка? Ну, мужик бы был, парень ли хороший, а то ведь мозгляк, кролик, соплей перешибить можно.
