Чабан — это степной пастух. Познакомились как-то летом. Они из райцентра возвращались в город и Михалыч, заметив неподалёку табун и юрту чабанов, свернул, чтобы купить кумыс, молоко кобылье.
Вспоминать об этом знакомстве грузовик не любил. Злой старик оказался этот чабан. Как он ругал Михалыча за то, что тот по степи на машине ездит. И колхозы ему не нравились. Но об этом он не сразу сказал. Сначала кумыс Михалычу налил и от денег отказался. Так бы и разошлись, но Михалыч волчонка увидел. Лежал он в тени юрты, передняя лапа к палке привязана — видать, сломана. Михалыч его погладить хотел — больно жалкий волчёныш, ухо разодрано — а тот изловчился и укусил.
— Ишь, вражье семя! — воскликнул Михалыч, разглядывая прокушенный палец. — Эй, отец, это где ж ты его подобрал? А мамка его где?
Чабан в ответ, ни с того, ни с сего раскричался:
— Убить хочешь? Убей! Семью его убил и его убей!
— Ты чего? — опешил Михалыч.
— Давай, русский, его убей, коней убей, меня убей, степь убей — всех убей! Давай!..
Михалыч совсем растерялся. Подхватил банку с кумысом, начал к машине отступать. А чабан на него:
— Мои отцы и деды на этой земле сотни лет коней пасли! Не-ет! Пришли русские, сказали: хлеб растить будем. Вековые наши пастбища вспахали — пшеницу посеяли. А то, что у пшеницы корней нет, что она землю не держит — это им наплевать. Где теперь земля? Ветер унёс! Наша степная трава сотни лет росла. Коней кормила, землю держала, следы нашего рода берегла. Что теперь? Такыр. Солончак! Почему там пшеницу не садишь, а? — нападал чабан на Михалыча.
Когда уже отъехали от юрты на приличное расстояние, Михалыч вдруг сказал:
— А ведь прав старик. Не во всём, конечно. Мне и агроном то же самое говорил. Про траву. Такая вот петрушка. А? Что скажешь, дружище?
Странно было грузовику это слышать. И от кого? От Михалыча, который так гордился тем, что помогает осваивать целину. Его ведь даже награждали за это. Выходит, не всегда и не во всём прав его водитель, подумал тогда грузовик. Но тут же испугался этой мысли и постарался забыть её поскорее.
Да. А волк-то и впрямь был карнаухий. Только у чабана-то волк был маленький, а этот, которого сбили — вон какой матёрый… Среди множества вещей, недоступных пониманию грузовика, может быть, главным было умение живого расти. Как это: был маленьким, и вдруг большой. Разве это не разные волки? Вот он был маленьким, а потом его отвели в специальный гараж для живых и переделали в большого, а как иначе? Тогда бы всякая легковушка могла бы в автобус вырасти, или, там, в трамвай…
