Захаров слушал Кашу и напряженно смотрел в лицо мальчишки. Нет, он не был уверен, что тот выживет. Скорее наоборот. В конце концов я был прав! Но почему Захаров не растерян? Почему не боится, что зарезал человека?
Мальчишку положили на кушетку в приемном покое. Дежурная сестра не знала, кого послать за Золотовым. Две санитарки были заняты. Щеки сестры зарделись. Я сказал:
— Могу сходить. Борис Наумович живет в тридцатом доме? Квартира шесть?
— Неужели сходите? Заранее благодарю вас, Юрий Семенович. Скажите, чтобы срочно шел в больницу. — Сестра облегченно вздохнула.
Я застегнул плащ и вышел из вестибюля.
Золотов спит и ни о чем не думает. Золотов! Признанный мастер, авторитет, хирургический бог на сто километров вокруг. Золотов! Звонкая, красивая фамилия. Наверно, очень приятно чувствовать, знать, что ты первый в городе и районе.
Через пять минут я был на Парковой улице. Прохожих нет. Даже дворники еще спят.
Я постучал в дверь. Очень скоро в передней послышались шаги, человек ступал в чем-то мягком. Золотов спросил:
— Кто пришел и зачем?
Я сказал.
Он открыл дверь, но не пригласил войти. Зато и не заставил долго ждать. Я успел выкурить лишь полпапиросы.
— Слушаю вас, — сказал он, застегивая на ходу пуговицы пиджака. — Люблю подробности.
Я начал рассказывать.
Золотов слушал и все чаще поглядывал на звездное небо. Мы шли по сонным улицам.
— Вы знаете Большую Медведицу? — вдруг спросил он.
Я показал.
— А Малую? — спросил он.
Я начал шарить глазами по небосводу.
— Не вижу, Борис Наумович, на ходу трудно ориентироваться.
— Как же летчики на лету ориентируются?
— Давайте остановимся на минуту, — попросил я.
— За минуту человек может умереть, — сказал он и спросил: — А созвездие Кассиопея видите? Или созвездие Ориона?
— И эти найду. Давайте только остановимся! — ответил я, зная, что Золотов не остановится.
— А Близнецов?
Где-то совсем близко залаяла собака. Я смотрел вверх. Я так старательно искал этих проклятых Близнецов, как будто от них зависела моя судьба.
— Не ищите, — сказал Золотов. — Близнецы появятся в августе.
— А сейчас только июнь, — зачем-то сказал я. В присутствии Золотова я чувствовал себя почти идиотом.
Собака погналась за нами. Золотов поднял камушек и бросил в нее. Он вел себя как уличный мальчишка. Собака отбежала. Она остановилась в пяти метрах от нас, повизгивая и хрипловато лая.
В вестибюле нам навстречу поднялась женщина, повязанная серым платком.
— Мать больного, — сказал я Золотову. И повернулся к ней: — Сейчас вашего сына посмотрит главный хирург.
