Что на белом бюсте сядет, величава и горда,
С кличкой: “Больше никогда!”
Сев на бюст уединенно, Ворон каркал монотонно
Лишь два слова, словно душу вылил в них он навсегда.
Их твердя, он весь застынул, ни одним пером не двинул…
Наконец, я тихо кинул: “Раньше скрылись навсегда
Все друзья: он завтра сгинет, как Надежды, навсегда”.
Ворон: “Больше никогда!”
Вздрогнул я, в волненье мрачном, при ответе столь удачном.
«Это — все, — сказал я, — видно, что он знает, жив года
С бедняком, кого терзали беспощадные печали,
Гнали в даль и дальше гнали неудачи и нужда.
К песням скорби о надеждах лишь один припев нужда
Знала: “Больше никогда!”»
Я, с улыбкой, мог дивиться, как глядит мне в душу птица.
Быстро кресло подкатил я против птицы, сел туда;
Прижимаясь к мягкой ткани, развивал я цепь мечтаний,
Сны за снами; как в тумане, думал я: «Он жил года,
Что ж пророчит, вещий, тощий, живший в старые года,
Криком: “Больше никогда”»?
Это думал я с тревогой, но не смел шепнуть ни слога
Птице, огненные взоры чьи жгли сердце мне тогда.
Это думал и иное, головой припав, в покое,
На лиловый бархат; двое так сидели иногда…
Но на бархат, в свете лампы, не склоняться иногда
Ей — уж больше никогда!
И казалось: клубы дыма из кадильницы незримой
Зыблют руки Серафима, тихо сшедшего сюда.
“Бедный! — я вскричал, — то Богом послан с ангелом тревогам
Отдых, — отдых, чтоб немного ты вкусил забвенья! Да?
Пей, о пей тот сладкий отдых! Позабудь Ленору! Да?”
Ворон: “Больше никогда!”
“Вещий! — я вскричал. — Зачем он — прибыл, птица или демон?
Искусителем ли послан, бурей пригнан ли сюда,
Я борюсь, хоть полн
28 уныний: в этой проклятой пустыне,
Здесь, где властен Ужас ныне, скажет пусть, молю, когда
В Галааде мир найду я? Свой бальзам найду, когда?”
Ворон: “Больше никогда!”
«Вещий! — я вскричал. — Зачем он — прибыл, птица или демон?
Ради Неба, что над нами, часа Страшного Суда,
Скажет пусть душе печальной: я, в Раю, в отчизне дальной,
Встречу ль образ идеальный, что меж ангелов всегда?
Чистый образ, что “Ленора” ангелы зовут всегда?»
Ворон: “Больше никогда!”
“Будь то слово — знак разлуки! — я вскричал, ломая руки. —
Возвратись, злой дух, под бурю, к берегам, где Ночь всегда!
Не оставь здесь перьев черных, как следов от слов позорных,
Не хочу друзей тлетворных! С бюста — прочь, и навсегда!
Вынь из сердца клюв, умчи свой — с двери образ навсегда!”
Ворон: “Больше никогда!”
И, как будто с бюстом слит он, все сидит он, все сидит он,
Черный Ворон, там, над входом, с белым бюстом слит всегда.
