Как друзья — как все надежды, улетит он на простор…”
Каркнул Ворон: “Nevermore”.
Содрогнулся я при этом, поражен таким ответом,
И сказал ему: “Наверно господин твой с давних пор
Беспощадно и жестоко был постигнут гневом Рока,
И отчаялся глубоко, и, судьбе своей в укор,
Затвердил, как песню скорби, этот горестный укор —
Этот возглас “Nevermore”…
И, вперяя взор пытливый, я с улыбкою тоскливой
Опустился тихо в кресла, дал мечте своей простор;
И на бархатные складки я поник, ища разгадки, —
Что сказал он, мрачный, гадкий, гордый Ворон древних пор, —
Что хотел сказать зловещий хмурый Ворон древних пор
Этим скорбным “nevermore”…
Я сидел, объятый думой, неподвижный и угрюмый,
И смотрел в его горящий, пепелящий душу взор;
Мысль одна сменялась новой, — в креслах замер я, суровый,
А на бархат их лиловый лампа свет лила в упор, —
Ах, на бархат их лиловый, озаренный так в упор,
Ей не сесть уж — nevermore!
Чу!.. провеяли незримо словно крылья серафима —
Звон кадила — благовонья — шелест ног о мой ковер:
“Это Небо за моленья шлет мне чашу исцеленья,
Благо мира и забвенья мне даруя с этих пор!
Дай! я выпью и Ленору позабуду с этих пор!”
Каркнул Ворон: “Nevermore”.
“Адский дух иль тварь земная, — произнес я, замирая, —
Ты — пророк. И раз уж дьявол или вихрей буйный спор
Занесли тебя, крылатый, в дом мой, Ужасом объятый,
В этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор, —
Говори: пройдет ли рана, что нанес его топор?”
Каркнул Ворон: “Nevermore”.
“Адский дух иль тварь земная, — повторил я, замирая, —
Ты — пророк. Во имя Неба, — говори: превыше гор,
Там, где Рай наш легендарный — там найду ль я, благодарный,
Душу девы лучезарной, взятой Богом в Божий хор, —
Душу той, кого Ленорой именует Божий хор?”
Каркнул Ворон: “Nevermore”.
“Если так, то вон, Нечистый! в царство Ночи вновь умчись ты! —
Гневно крикнул я, вставая, — этот черный твой убор
Для меня в моей кручине стал эмблемой лжи отныне —
Дай мне снова быть в пустыне! Прочь! верни душе простор!
Не терзай, не рви мне сердца, прочь, умчися на простор!”
Каркнул Ворон: “Nevermore”.
И сидит, сидит с тех пор он, неподвижный черный Ворон,
Над дверьми, на белом бюсте, — там сидит он до сих пор,
Злыми взорами блистая, — верно так глядит, мечтая,
Демон; тень его густая грузно пала на ковер —
И душе из этой тени, что ложится на ковер,
Не подняться — nevermore!
