Что-то тихо застучало у порога моего.
Я подумал: “То стучится гость у входа моего —
Гость, и больше ничего”.
Помню все, как это было: мрак — декабрь — ненастье выло —
Гас очаг мой — так уныло падал отблеск от него…
Не светало… Что за муки! Не могла мне глубь науки
Дать забвенье о разлуке с девой сердца моего —
О Леноре, взятой в Небо прочь из дома моего, —
Не оставив ничего…
Шелест шелка, шум и шорох в мягких пурпуровых шторах —
Чуткой, жуткой странной дрожью проникал меня всего;
И, смиряя страх минутный, я шепнул в тревоге смутной:
“То стучится бесприютный гость у входа моего —
Поздний путник там стучится у порога моего —
Гость, и больше ничего”.
Стихло сердце понемногу. Я направился к порогу,
Восклицая: “Вы простите — я промедлил оттого,
Что дремал в унылой скуке — и проснулся лишь при стуке —
При неясном, легком звуке у порога моего” —
И широко распахнул я дверь жилища моего —
Мрак, и больше ничего.
Мрак бездонный озирая, там стоял я, замирая
В ощущеньях, человеку незнакомых до того;
Но царила тьма сурово средь безмолвия ночного,
И единственное слово чуть прорезало его —
Зов: “Ленора…” — Только эхо повторило мне его —
Эхо, больше ничего…
И, смущенный непонятно, я лишь шаг ступил обратно —
Снова стук — уже слышнее, чем звучал он до того.
Я промолвил: “Что дрожу я? Ветер ставни рвет, бушуя, —
Наконец-то разрешу я, в чем здесь скрыто волшебство —
Это ставень, это буря: весь секрет и волшебство —
Вихрь, и больше ничего”.
Я толкнул окно, и рама подалась, и плавно, прямо
Вышел статный, древний Ворон — старой сказки божество;
Без поклона, смело, гордо, он прошел легко и твердо, —
Воспарил, с осанкой лорда, к верху входа моего
И вверху, на бюст Паллады у порога моего
Сел — и больше ничего.
Оглядев его пытливо, сквозь печаль мою тоскливо
Улыбнулся я, — так важен был и вид его, и взор:
“Ты без рыцарского знака — смотришь рыцарем, однако,
Сын страны, где в царстве Мрака Ночь раскинула шатер!
Как зовут тебя в том царстве, где стоит Ее шатер?”
Каркнул Ворон: “Nevermore”.
Изумился я сначала: слово ясно прозвучало,
Как удар — но что за имя “Никогда”? И до сих пор
Был ли смертный в мире целом, в чьем жилище опустелом
Над дверьми, на бюсте белом, словно призрак древних пор,
Сел бы важный, мрачный, хмурый, черный Ворон древних пор
И назвался “Nevermore”?
Но, прокаркав это слово, вновь молчал уж он сурово,
Точно, в нем излив всю душу, вновь замкнул ее затвор.
Он сидел легко и статно — и шепнул я еле внятно:
“Завтра утром невозвратно улетит он на простор —
