Завтра “он” меня покинет, как надежды, навсегда», —
Ворон каркнул: “Никогда”.
Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной,
“Верно, был он, — я подумал, — у того, чья жизнь — беда,
У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье
Рек весной, чье отреченье от надежды навсегда
В песне вылилось о счастье, что погибнув навсегда,
Вновь не вспыхнет никогда”.
Но от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я свое придвинул против ворона тогда,
И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной
Отдался душой мятежной: «Это ворон, ворон, да;
Но о чем твердит зловещий этим черным “никогда”,
Страшным криком “никогда”»?
Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный,
Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда,
И с печалью запоздалой, головой своей усталой
Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда:
Я — один; на бархат алый та, кого любил всегда,
Не прильнет уж никогда.
Но, постой, вокруг темнеет и как будто кто-то веет;
То с кадильницей небесной Серафим пришел сюда?
В миг неясный упоенья я вскричал: “Прости, мученье!
Это Бог послал забвенье о Леноре навсегда,
Пей же, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!”
Каркнул Ворон: “Никогда”.
И вскричал я в скорби страстной: “Птица ты иль дух ужасный,
Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда,
Ты — пророк неустрашимый, в край печальный, нелюдимый,
В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда,
О, скажи, найду ль забвенье, я молю, скажи, когда?”
Каркнул Ворон: “Никогда”.
“Ты — пророк, — вскричал я, — вещий! Птица ты иль дух зловещий,
Этим Небом, что над нами, — Богом, скрытым навсегда, —
Заклинаю, умоляя мне сказать: в пределах Рая
Мне откроется ль святая, что средь ангелов всегда,
Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?”
Каркнул Ворон: “Никогда”.
И воскликнул я, вставая: “Прочь отсюда, птица злая,
Ты из царства тьмы и бури, уходи опять туда,
Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной.
Удались же, дух упорный! Быть хочу — один всегда!
Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь — всегда!”
Каркнул Ворон: “Никогда”.
И сидит, сидит зловещий, Ворон черный, Ворон вещий,
С бюста бледного Паллады не умчится никуда,
Он глядит уединенный, точно Демон полусонный,
Свет струится, тень ложится, на полу дрожит всегда,
И душа моя из тени, что волнуется всегда,
Не восстанет — никогда.
