“Это, верно, — прошептал я, — гость — в полночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне”.
Ясно помню… Ожиданья… Поздней осени рыданья…
И в камине очертанья тускло тлеющих углей…
О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответа
На страданье, без привета, на вопрос о ней, о ней,
О Леноре, что блистала ярче всех земных огней,
О светиле прежних дней.
И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,
Скорбный лепет, наполнявший темным чувством сердце мне.
Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя:
“Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,
Поздний гость приюта просит в полуночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне”.
Подавив свои сомненья, победивши опасенья,
Я сказал: “Не осудите замедленья моего, —
Этой полночью ненастной я вздремнул, и стук неясный,
Слишком тих был стук неясный, и не слышал я его,
Я не слышал”, — тут раскрыл я дверь жилища моего, —
Тьма, — и больше ничего.
Взор застыл во тьме стесненный, и стоял я, изумленный,
Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого;
Но, как прежде, ночь молчала, тьма душе не отвечала,
Лишь — “Ленора!” — прозвучало имя солнца моего,
Это я шепнул, и эхо повторило вновь его,
Эхо, больше ничего.
Вновь я в комнату вернулся — обернулся — содрогнулся,
Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того,
“Верно что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось,
Там за ставнями забилось у окошка моего,
Это ветер, усмирю я трепет сердца моего,
Ветер, больше ничего”.
Я толкнул окно с решеткой, тотчас важною походкой
Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней,
Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво,
И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей,
Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,
Он взлетел и сел над ней.
От печали я очнулся и невольно усмехнулся,
Видя важность этой птицы, жившей долгие года.
“Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно, —
Я промолвил, — но скажи мне: там, где Ночь царит всегда,
Как ты звался, гордый ворон, там, где Ночь царит всегда?”
Ворон крикнул: “Никогда”.
Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало,
Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда,
Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,
Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь когда —
Сел над дверью, говорящий без запинки, без труда,
Ворон с кличкой “Никогда”.
И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,
Точно всю он душу вылил в этом слове “никогда”,
И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он,
Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года,
