– Вот так делай, так больше.
Так было действительно гораздо больше, и котелок скоро опустел. На дне оставалось еще сколько-то жирной душистой жижи, Батырбай протянул котелок мне. И опять я приготовилась сказать: «Нет, это вам, я и так у вас пол-обеда съела…» А пока готовилась, заглотала эту дивную жижу, только что котелок не вылизала.
– Хорошо? – спросил Батырбай.
– Очень! Очень вкусно!
– А говоришь, не хочу кушать.
Мне было очень неловко, я спросила поскорей:
– А какое это мясо?
– Хорошее мясо, свежее! Немножко старое, лошадка старая была.
Вот я и попробовала конины. Я про нее знала только из литературы, и мне всегда казалось недопустимым варварством убивать такое прекрасное, благородное животное ради мяса. А теперь подумала: а что, корову, добрую глупую корову можно убивать? Либо становись вегетарианкой, либо молчи.
– Ну, как тебе, нравится? – спросил Батырбай, глядя на меня с любопытством.
– Я же говорю, очень вкусно.
– Нет, не это. Тебе у нас нравится?
Вот так вопрос. И что на него отвечать? В данный момент, с теплой пищей в животе, мне было хорошо. Но – нравится? Надо как-нибудь подипломатичнее, чтоб не обидеть человека, это ведь его родина, он здесь живет.
– Мне степь очень нравится.
– Эх! – сказал Батырбай и сплюнул. – Наша степь хорошая была, красивая! Все некрасиво сделали, все распахали!
– А кто здесь распахал?
– Я здесь распахал. И зачем!
– Да, зачем?
– Сеять сказали, вот зачем.
– Так это же хорошо! Пшеница, хлеб, это ведь хорошо?
Батырбай повел рукой вокруг:
– Хорошо? Вот это хорошо?
Вокруг было совсем нехорошо. Колосья были низенькие, тощие, стояли редко, местами совсем ничего не было.
– Я сразу знал, что не будет хорошо. Только первый год хорошо, а потом навоз надо, много-много, у нас лошадок столько нет. А раньше много было.
– Куда же они девались?
– Подохли.
– Подохли? Отчего подохли? От эпидемии?
– Да, от эпидемии. Кушать им стало нечего. Распахали, и не стало травки кушать для лошадок.
– Зачем же вы пахали? Вы бы отказались.
– Да? Ты бы отказалась?
– Ну-у, я. Я же не умею.
Батырбай вздохнул:
– Ты хитрая. Вы все, русские, хитрые.
– А я не русская, я еврейка.
– Это все равно.
– О нет, совсем не все равно. Большая разница.
Но Батырбая эта разница совершенно не интересовала.
– Ты спать хочешь? Иди спи.
– Да ведь час уже прошел? Обед кончился?
– Иди спи. И я буду спать.
Проверять нас никто не приходил, и мы проспали часа, наверное, два. А потом часа четыре еще поработали, и за все это время зерноприемник наш наполнился едва на треть. Выяснилось, что Батырбаю, а также и мне, платили не за количество добытого зерна, а за убранные гектары. Работы комбайну было мало, поэтому катались мы по полю шустро, гектаров обработали порядочно. Могли бы и больше, но Батырбай сказал:
