* * *
–
Рабо, как ты
мог меня не
остановить? Я
же выглядел
перед ней
полным
идиотом, –
сказал он, – со своими
лекциями о
сложностях
писательского
труда.
–
Я ждал
удобного
момента.
–
Считай, что
дождался,
сукин ты сын.
–
Она же все
равно в
другой
весовой
категории.
–
Это точно.
Богаче, чем я,
и лучше, чем я.
–
Так уж и
лучше, –
возразил я.
–
Она –
чудовище, –
сказал он, – но
книги у нее
потрясающие!
Она – новое
воплощение
Рихарда Вагнера,
одного из
ужаснейших
людей за всю
историю
искусства.
–
Откуда ты
знаешь, какие
у нее книги?
–
У Целесты
есть полный
комплект, и я
их все прочел,
– сказал он. –
Такой вот
парадокс. Все
лето, стало
быть, я читал
ее книги и
превозносил
их до небес, и
в то же самое
время
обращался с ней,
как с
полуграмотной,
не догадываясь,
кто она
такая.
Так
вот, значит,
как он
провел лето:
за чтением
книг Полли
Мэдисон!
* * *
–
И когда я
узнал, кто
она такая, –
продолжал он,
– и что ты это
от меня
скрывал, я
взялся за переустройство
твоей
прихожей
даже еще с
большим
рвением, чем
она сама. Я сказал,
что самую
большую
радость тебе
принесут
рамы и
плинтуса,
перекрашенные
в цвет детской
неожиданности.
Он
знал, что у
меня связано
по крайней
мере два неприятных
эпизода с тем
цветом,
который обычно
называют
цветом
детской
неожиданности.
Даже когда я
был мальчишкой
в
Сан-Игнасио,
все вокруг
называли его
именно так.
Первый
из них
произошел у
магазина
«Брукс», много
лет назад. Я
купил в нем
летний
костюм, который,
как мне
казалось, мне
очень шел, забрал
его после
подгонки и
собирался в
нем дойти до
дома. Это
было еще то
время, когда
я был женат
на Дороти и
жил в Нью-Йорке,
и мы все еще
собирались
сделать из
меня
бизнесмена.
Не успел я
выйти на
улицу, как попал
в объятия
двоих
полицейских,
которые начали
довольно
грубо меня
допрашивать.
Вскоре они
извинились
за ошибку и
отпустили
меня, объяснив,
что банк
через дорогу
только что
ограбил
мужчина,
надевший на
голову
капроновый чулок.
«Так что
единственное,
что
свидетели могли
сказать о
нем», сказал
один из
полицейских,
«это что
костюм у него
был цвета
детской
неожиданности».
Другая
неприятная
ассоциация с
этим цветом
имеет
отношение к
Терри
Китчену.
Когда я,
Терри и еще
несколько художников
из нашей
шайки
переехали
сюда в погоне
за дешевой
недвижимостью
и амбарами
для картошки,
послеобеденным
пьянством
Терри
занимался в
барах,
являвшихся,
по существу,
частными
клубами для
местных
работяг. Это,
кстати,
человек,
закончивший
юридический
факультет
Йельского
университета.
Он
стажировался
у члена Верховного
Суда Джона
Харлена[48]
и служил майором
в 82-й гвардейской
десантной
дивизии. Я не
только в значительной
степени содержал
его: когда он
напивался
так, что не мог
самостоятельно
добраться до
дома, он
звонил
именно мне.
Или просил
кого-нибудь
мне
позвонить.
