Андрею хотелось увидеть бригаду Киселева в работе, увидеть, как падают на землю лесные великаны, как уплывают они к разделочной площадке, превращаются в ровные крепкие кряжи и доставляются затем на нижний склад.
И вот уже затерялись меж вековых деревьев умелые сноровистые люди, застрекотали электрические пилы, и тяжко заухали о мшистый ковер разлапистые ели. Андрей не слышал голосов, не слышал команд — каждый был занят своим делом, но действия каждого, казалось, были расписанными, согласованными заранее. Безжизненные, только что сваленные хлысты вздрагивали пышным зеленым нарядом и покорно двигались вслед за эстакадным тросом к разделочной площадке. В блокнотах корреспондентов появились первые записи о мастерстве лебедчиков, о рекордной выработке бригады, которой она встречала партийный съезд. С удовлетворением думал Андрей о том, что рассказ об этих мужественных людях, живущих за сотни километров от областного центра, через два-три дня услышит весь Урал.
В конце дня корреспонденты перекочевали на разделочную площадку. Сюда же после окончания смены пришел со своими вальщиками Матвей Киселев. Лицо бригадира раскраснелось, на щеках налипли опилки, но говорил он весело, как будто не поклонился многим десяткам деревьев, не сдвинул их с места.
— Вот и конец смене, а только разыгрались! Если б не машина, дошли бы до болот...
Каждый день приносил новые встречи с людьми. Андрею казалось, что он никогда еще не работал так увлеченно. Он не замечал, как блокноты заполнялись записями и убывали рулоны резервных пленок.
Поздно вечером, после возвращения из рабочей столовой, Андрей сказал Волегову:
— Счастливый ты человек!
— Сам знаю, — с характерным для него спокойствием отозвался Волегов, но немного погодя, стянув сапоги и забравшись на кровать, спросил:
— Собственно, почему?
— Потому, что достался тебе мой район.
— Можно подумать, что тебе хуже. В чем счастье-то?
— В людях.
— Люди — повсюду.
— Раньше и я так думал.
Он впервые за эти дни вспомнил о Бурове и о недавнем собрании. Уж не приснилось ли ему все это? Андрей взглянул на Волегова, который благодушно лежал на кровати и усердно отдирал целлофановую упаковку с новой пачки сигарет. Время от времени он поворачивал голову к Андрею, ожидая, когда тот продолжит разговор.
— Люди — повсюду, — повторил он и, раскрыв, наконец, пачку, протянул ее Андрею.
— Повсюду, да не везде такие, как, например, у нас, — ответил Андрей. Он рассказал об обстановке в радиокомитете, а потом, немного поколебавшись, решил поделиться самым сокровенным. О Жизнёвой он говорил, испытывая внутреннее наслаждение. Каждая подробность, каждое упоминание о ней были глубоко приятны ему.
