Накинув плащ, она выскочила.
Тревога погнала его с места, вытесняя недомогание и расслабленность. Все, кончились посиделки! Он рывком поднялся с места, разом сгреб подсохшую одежду и быстро натянул на себя. Сунул за пазуху стопку газет, собранных для него Фаиной в зале, и приоткрыл дверь.
Дежурная лампочка тускло освещала помещение. Ящичек с красным крестом висел на стене. Фаины в зале не было.
«Пошла искать», — уверился он в своем предчувствии, но не испытал ни злобы, ни обиды за предательство, поняв непростой смысл ее поступка.
Он, пошатываясь, прошел вдоль стены, мимо стенда с передовиками и показателями успехов, оглянулся на дверь комнаты, где имел свет, еду и столько тепла, и, словно головой в омут, шагнул в ночную промозглую темноту.
5
Кто же о любви не мечтает? Говорить о ней не надо и растрачиваться по мелочам, как делали ее подруги. А мечтать — одно из самых сладостных девичьих занятий.
Ольга представляла себе будущего суженого скромным, ласковым, ясноглазым.
Иногда, поддавшись на уговоры, она ходила на танцы. Девчонки быстро и легко завязывали там новые знакомства. Парни шли их провожать, тискали в подъездах и темных закоулках, а иногда и большего добивались, не чувствуя сильного сопротивления, а у Ольги от танцев только руки уставали. Как за работой в цехе, напрягала она их, стараясь отдалить от себя льнущее к ней разгоряченное мужское тело. Такое поведение на танцах не поощрялось, и когда оставляли ее в покое, переставали приглашать, она сиротливо сидела в уголке, с завистью глядела на веселых танцующих подруг и чувствовала себя одинокой, чужой, униженной. Словно на рынке товар залежалый предлагала, а охотников на него не было. Девчонки — раскрасневшиеся, возбужденные — уходили с танцев вместе с парнями, а она одна топала в общежитие по грязному городу. А ведь не красивей, чем она, были, и одеты не лучше.
Зинаида ей все объясняла, делилась секретом успеха.
— Тоже мне, принцесса, убудет от тебя, что ли? — внушала она. — Им ведь свое надо. Они живые, особливо с моря которые. Бери в руки, коль сами идут, а дальше уж дело хозяйское.
Ольга понимала, о чем она говорит, но преодолеть себя не могла. Пробовала дома книжки читать, но одиночество тяготило ее, все казалось, что жизнь там, где шумно и весело. Поэтому, превозмогая себя, она все же шла с девчонками, испытывая стыд и унижение, которыми платить приходилось за видимость веселья и людскую общность.
Жила она к тому времени уже в достатке. Но в душе была пустота, которая постоянно тяготила, и Ольга наполняла ее тем, что находилось рядом: танцы, кино, прилипчивый Карпов. Пустота не исчезала, но уже не так давала себя знать, и жить с ней можно было не хуже, чем другие живут.
