— Спасибо тебе, Фаина.
— Да за что спасибо, дурья твоя башка! Я ведь про что говорю? Ежели б ты, к примеру, захотел…
Сидела она не горбясь, теребя на груди платок, лицом порозовела и будто морщин у нее поубавилось.
«Совсем не старая еще» — подумал Веня и сказал, превозмогая слабость и тошноту:
— Ты вот что, пить бросай, по судам не шастай и зубы себе вставь. Что ты, словно на жизнь свою рукой махнула.
— Да ладно, Веня. Пожалел больной увечного. Я и вправду махнула. Что мне с нее? Тряпка да вонь гальюнная и ничего больше. Как тут не пить-то? В уме ведь повредишься. Нет, не брошу.
— Да ты что ж в одну сторону-то глядишь? Нравится тебе так — себя закапывать?
— А ты не блажи, миротворец, — озлилась вдруг Фаина. — Мало, чем я располагаю? А кто на это смотрит? Кому дело есть? Сказала — не брошу! Так доживу как-нибудь. Чай, недолго осталось…
Жар наплывал изнутри, словно там котел работал. Добрый, видать, кочегар его расходил. А Веня только кислороду добавлял, дышал часто открытым ртом, и воздуху ему все не хватало.
— Ты бы фортку отворила, — попросил он. — Дышать невозможно.
Фаина обошла стол, потрогала лоб отмытой рукой и заголосила:
— Мать честна! Да ты ведь больной! А я, дура старая, скулеж развела. Пышет, как от печки. Добегался, доискался. Господи, что теперь будет? Что будет?
— Пустое, Фаина, сейчас пройдет. Мне бы водички холодненькой, — сказал он.
— Ляжь на койку, Веня. В зале аптечка есть. Найду тебе лекарство.
— Идти мне надо, — проговорил он, не в силах подняться.
— Вень, ты погодь, послушай, что скажу. Нельзя тебе сейчас идти. Что поймают — это шут с ним. Но ты ведь глупый, Веня, ты прятаться будешь. Ну, как не найдут? У тебя ведь сорок температура, не меньше. Закопаешься в своей норе и сгинешь, помрешь. Не найдут тебя, норы-то твоей никто не знает, — быстро, с испугом тараторила Фаина.
— Не, зачем же, — с трудом улыбнулся Веня. — Мне жить надо. «Без меня и порт — не порт», — вспомнил он Трофимова.
— И я ведь про то, Вень. Пойдешь, только полежи малость, оклемайся. Иди на койку, за занавеской никто тебя не увидит. Ты же бегать не можешь, любой тебя сцапает.
— Чего суетишься-то? Сцапают — и хорошо. Сама говорила.
— Ты только подожди меня, не уходи. Я быстро, за лекарством, — торопилась Фаина, переодеваясь за ширмочкой.
Что-то неладное было в ее поспешности. Им снова овладело беспокойство.
— Стой. А где Каримов? — спросил он о дежурном милиционере.
— Шут его знает. Где-то бродит, — ответила Фаина, пряча глаза. — Ну, погоди, я мигом.
