— Да, обстановочка, — прошептал Бочаров, — какие же силы он бросил?
— Силы огромные. Наступают две южные группы армий: группа «А» и группа «Б». В группе «А» — она в основном бьет на Донбасс и южнее — около сорока пяти дивизий, в группе «Б» — она здесь вот у нас фронт прорвала — более семидесяти дивизий. А всего, как видишь, около ста пятнадцати дивизий. И в центре, перед Москвой, он держит восемьдесят дивизий. Вот тебе картина. Но самое страшное в том, что фронт наш от Курска и почти до Азовского моря прорван.
Павел Круглов очнулся в каком-то сыром, прохладном месте, пытался поднять голову, но острая боль резанула шею, затылок, и в полубеспамятстве мелькнула первая мысль: «Жив я или не жив?» Сразу же, как из тумана, всплыл в сознании несмолкающий дикий гул артиллерии, рев танков, ходуном ходивший блиндаж, Ивакин у пулемета, сам, он, Круглов, с поднятыми руками бежавший навстречу немцам.
— Кажется, в себя приходит, — глухо прозвучал тонкий, вроде женский, голос.
— Давайте повернем, дышать станет легче, — сказал второй, уже явно мужской голос.
Круглов почувствовал, как три пары рук осторожно приподняли его, перевернули и положили на спину.
— Лицо-то совсем разбито. Вот звери, — сказала женщина, и от ее сожалеющего, скорбного голоса у Круглова потекли слезы и вырвался тяжкий стон.
— Выпейте воды глоточек, — прошептала женщина.
После нескольких глотков воды полегчало, боль в затылке и в шее утихла, и только ныло все обессилевшее тело. Боясь пошевелиться, Круглов с трудом поднял распухшие веки и увидел двух мужчин, одну женщину и за ними какую-то стену с длинным и узким просветом.
— Где я? — спросил он и едва услышал свой голос.
— Вообще-то у немцев, а тут свои. Так что будь спокоен, — сказал бородатый мужчина в разорванной до пояса ситцевой рубахе, едва прикрывавшей всю испещренную синяками и ссадинами грудь.
— В бывшем колхозном сарае, а теперь вроде тюрьме, — разъяснил второй мужчина помоложе с распухшим, почти синим лицом. — Ты пленный, что ли?
Круглов ничего не ответил, осматривая сквозь кровавый туман бревенчатые стены и высокую крышу длинного и широкого сарая.
— Как же ты попал, голубчик? — спросила пожилая, с распущенными седыми волосами женщина. — Где же они сцапали тебя?
— А тебя как сцапали? — сердито проворчал бородатый.
— Меня-то что, я не солдат. Меня дома. Пришли и сграбастали.
— А его в бою, видать. Немцы-то опять наступают.
— Ну что наши, как там, держатся? — спросил второй мужчина.
