Вскоре на дороге показалась Кельсума, по-прежнему в сопровождении старухи. Забыв об осторожности, не внимая уговорам Равеха, Уали вышел из шалаша. Он направился прямо к дороге. Под тяжестью своей ноши Кельсума шла медленно. Она держала кувшин на плече, и грудь ее была неподвижна, зато нижняя часть туловища медленно и мерно раскачивалась при каждом шаге. Уали имел возможность полюбоваться ее тонким станом.
В тот миг, когда женщины должны были пройти мимо него, он выскочил на дорогу.
— Мать, — обратился он к старухе, — я здесь чужой, и мне не у кого попросить воды. Дай мне напиться!
Обращаясь к старухе, он глазами пожирал Кельсуму, а та смотрела на него с улыбкой, без всякого страха.
— Оставь, мать, — сказала она, — у тебя воды немного. Лучше я дам напиться страннику.
Она поставила кувшин к себе на колено.
— Пей. Вода свежая.
Когда она наклонила кувшин, ворот ее платья приоткрылся. Уали жадно припал к кувшину. Он большими глотками пил воду, которой ему вовсе и не хотелось.
— Боже мой! Можно подумать, ты умираешь от жажды, странник!
— Я шел всю ночь, сестра, и мне предстоит еще идти целый день.
— Да поможет тебе аллах, и да будет тебе путь легким, — в один голос сказали женщины.
Помогая Кельсуме поднять кувшин, Уали коснулся ее руки и чуть не потерял сознание. Когда он пришел в себя, женщины уже исчезли за подъемом дороги. К счастью, кругом не было ни души.
Уали вернулся в шалаш. Равех был бледен, как выздоравливающий после тяжелой болезни. Чтобы никому не попасться на глаза, они пошли напрямик через поля. Они шли целый день и лишь на закате увидели перед собою Тазгу. Всю дорогу Равех изощрялся, стараясь расшевелить медлительный ум Уали.
— Пойми, ты можешь завладеть Кельсумой, только если она станет твоею женою. А если уберешь с дороги Уэльхаджа, так ты на полученные деньги сможешь устроить знатное пиршество и жениться на Кельсуме — она уже будет вдовою.
И Равех раскатисто захохотал.
— А как же Даади?! — заикнулся Уали.
— Ты что же, теперь станешь нянчиться с этой женщиной? Такой мужчина, как ты? Да ну ее к черту!
— Но ведь у меня дети.
— А ты предоставь ей выбрать. Если хочет остаться при детях — пусть остается, лишний рот не в счет. А захочет уйти — скатертью дорога. Одной заботой меньше.
Уали задумался. Равех понимал, что он колеблется и что в его неповоротливом уме мысли укладываются туго. Равех разъяснял, доказывал, убеждал, но Уали понурил голову, словно натолкнулся на какое-то невидимое препятствие. Наконец он резко бросил:
