После развилки деревья кончились, художник с купцом разъехались, так не перемолвившись и словом.
Дальше по просеке лежали выбеленные от времени стволы и обломки ветвей, похожие на кости. Между ними струился туман.
Чем дальше ехал художник, тем тревожнее ему становилось. Ладно бы еще марево вокруг было нормальным, так нет — оно стелилось тонким покрывалом вокруг, и двигалось, как живое, время от времени обнажая озерца разноцветной воды. Впрочем, воды ли? Больше походило на кисель. Выходит, слухи были правдой, подумал Аллегри.
Ничего похожего на храм не наблюдалось. Озерца между тем сливались друг с другом, становились все больше и больше, пока от насыпной дороги не осталась узенькая тропинка, залитая тонким слоем "киселя".
Мулы остановились. Аллегри понукал их, но это было бессмысленно. Кость фыркал, Ночка упиралась, повозка не сдвигалась с места. Он привязал животных к бревну неподалеку и побрел один, цепляясь руками за ветки мертвых деревьев, чтобы не соскользнуть в болото.
Спустя полчаса Аллегри стал думать, что поездка в Пелт ни к чему не приведет, и хотел уже повернуть назад, когда туман начал рассеиваться.
Впереди показались руины. И это было немного не то, что он ожидал увидеть.
Он подошел поближе. Если здесь когда-нибудь и стоял храм Детей Хаоса, то очень и очень давно.
Когда-то это были шесть башен, соединенных в круг беломраморной стеной. Художник заметил остатки барельефов и росписей, изображавших женщин и детей. Они выглядели сумасшедшими: волосы, похожие на змей, выпученные глаза, оскаленные рты.
В центре сооружения темнела пологая каменная впадина, то ли жертвенник, то ли высохший пруд.
Уже не сомневаясь, что старухи здесь не живут, он все же переступил через пролом в стене.
Внутри, с правой стороны круга, стоял грубо сколоченный сарай. У входа сидела женщина и что-то монотонно скоблила. Приглядевшись, Аллегри увидел медную чашку.
Сосредоточенности старухи мог позавидовать кто угодно. Окружающее ее не интересовало в принципе.
Когда художник подошел поближе, старуха даже не подняла головы.
— Простите, — он поколебался, не зная, как правильно задать свой вопрос, — не вы ли одна из тех, кто знает о храме Музыки?
Женщина продолжала скоблить. Центром ее вселенной была чашка.
Аллегри подумал, может, он слишком быстро перешел к сути дела и тем оскорбил ее, как вдруг почувствовал, что кто-то к нему прикоснулся. Он обернулся.
— Шатья не любит тех, кто задает много вопросов, — сказала старуха, точная копия первой — те же длинные нечесаные космы, несколько тяжеловатая челюсть и безумный взгляд. Хотя… нет, взгляд все же отличался. У этой сестры он выражал вселенскую скорбь.
