И много, много раз еще встречаем мы эти упоминания о вреде славы, о нежелании ее, о… Но что это, если не проявление дуализма, а на самом деле закамуфлированное желание обладать славой, усиленная работа сознания по блокированию жажды ее? Очень похоже… Но сколько прекрасных текстов мы имеем, благодаря этой борьбе.
«Хотел бы я посмертной славы (которую чувствую, что заслужил)?»
Вот какими вопросами задается Розанов в «Уединенном» и добавляет, что в этой книге есть «музыкальность», и потому ее никто не сможет повторить. Здесь сродни Пушкину: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!»
Любопытно отношение Розанова к религии. Православие, по его мнению, неотъемлемая часть русской культуры. Невозможно представить себе Россию без православия. И в то же время Розанов пишет о своем бунте против христианства и раскаивается в нем. Столько лет потратил он на разрушение церкви (Слон и Моська) и, слава Богу (по его же словам), что не разрушил. И теперь:
«Церковь есть единственно поэтическое, единственно глубокое на земле. Боже, какое безумие было, что лет 11 я делал все усилия, чтобы ее разрушить… Да чем бы была земля без церкви? Вдруг обессмыслилась бы и похолодела».
Но никогда Розанов не смешивает церковь и Бога. Бог для него понятие личное, тайное, высочайшее. Тогда как церковь устроена для людей, для многих, для всех. «Да что же и дорого-то в России, как не старые церкви?» Хоть и дьячок не очень, и торгуют они восковыми свечами, и не образованы, а надышали тепла. И хорошо…
А Бог это и единственный друг, и собеседник, и тот, кто не обманет, и высшее существо, и сама жизнь:
«Я мог бы отказаться от даров, от литературы, от будущности своего я, от славы или известности – слишком мог бы; от счастья, от благополучия… не знаю. Но от Бога я никогда не мог бы отказаться. Бог есть самое “теплое” для меня. С Богом мне “всего теплее”. С Богом никогда не скучно и не холодно.
В конце концов, Бог – моя жизнь».
Связь с Богом через душу, а церковь (в поздние годы) – утешительница, молельня, «чистое место». Розанов примирился с церковью, с ладаном и пением, со светлым невежеством. Возможно во многом благодаря дружбе с П. Флоренским и В. Соловьевым.
Оглядываясь назад, на прожитую жизнь, Розанов близок к Экклезиасту. «Суета, все суета, суета сует…»
«“Счастье в усилии ”, – говорит молодость.
“Счастье в покое”, – говорит смерть.
“Все преодолею ”, – говорит молодость.
“Да, но все кончится”, – говорит смерть».
