Поляна, 2014 № 03 (9), август - Журнал «Поляна»

Я сорок второй вспоминаю…

Не первый, а сорок второй.

Вся жизнь к последнему краю

Подвинута детской игрой.

Мы были совсем пацанами,

И старшему, может быть, шесть,

Но ненависть правила нами,

И ранила каждая весть.

Какие любовь или нежность

Могли наши души сберечь?!.

С экранов: противная внешность,

Чужая картавая речь.

Блатная короткая чёлка,

Утиный приплюснутый нос…

Нам в логове этого волка

Сегодня поймать удалось!

На шею накинута петля —

И некого будет винить:

По жребию выпало это —

Мы Гитлера будем казнить!

Награда – осьмушка черняшки…

Был честный и праведный суд…

И груз этот вечный и тяжкий,

Кто выжил… до гроба несут…

У лавки, где отоваривали хлебные карточки, бабы спекулянта били. Били с криком, плачем, с накопившейся болью, словно все горе и обман этой военной поры разом прикончить решили. Крепко мужика били, а он угрюмо и безответно молчал. Только головой крутил, от кулаков уклоняясь, да глаза жмурил от стольких в замахе поднятых на него рук. А кулаки злыми камнями падали ему в лицо, голову, разбитый нос и губы.

Били за то, что под видом мыла продавал брусочками нарезанный, плотный, как застывшее сало, смазочный солидол.

Только крайняя нужда да неопытность в подлостях тыла могли так ослепить мужика, принявшего солидол с какой-то добавкой за настоящее мыло. С доверчивостью фронтовика, не знавшего подвохов и пакостей среди солдат окопного братства, принял он от красномордого старшины из команды аэродромных интендантов это мутно-серого цвета зло, так похожее на мыло. Прихваченное холодом, оно и мылилось на пальце, как настоящее.

Комиссованный с фронта по ранению, он с головой провалился в нужду прифронтового края – растерзанной немцам Брянщины. И мыло это, да шапка сухарей были сказочным подарком подгулявших аэродромников за починенную им проволочную ограду вокруг склада.

Растерялся тогда мужик, ошарашенный таким подарком редкостным, и глаза его доброй радостью засветились.

– В город бы теперь, да продать! – невольно вырвалось у него. – Куча грошей!

И видя, с какой безоглядностью принял мужик этот обман, как он мучается, не находя слов благодарности, потерял старшина хмельную веселость, и сытая краснота его физиономии потускнела.

– Может, не возил бы в город, а? – сказал он с непонятной мужику тревогой.

– Пущай! – повелительно сказал кто-то из стоявших за спиной старшины интендантов в теплых бушлатах и меховых унтах. Их сытая сила, взбудораженная самогоном, маслила глаза и просилась наружу. – Продай, продай! – лихо, по-купечески разрешил все тот же голос. – Расскажешь потом, как торговал.