И даже сам факт прохождения пути через горы работал на пользу шайки: ведь передвигаться через Тысячу Ступеней надлежало осторожно, без спешки. А значит, незадачливые караванщики не могли надеяться даже на последний свой шанс — на спасение бегством.
Не обходилось, конечно и без потерь: охрана караванов не дремала, да и герцог Торнгардский не зря носил прозвище Железная Перчатка. Гвардия его светлости объявила охоту на обнаглевших налетчиков и все чаще устраивала обход тракта. Так что помахать кинжалом или топором доводилось частенько, а время от времени кто-то из членов шайки обязательно становился кормом для стервятников. Но не Йорм: он раз за разом оказывался в числе тех, кто успешно ускользал от гибели — и именно за это получил прозвище Змей. Ускользал, прятался в лабиринте из скал, чтобы вскоре снова вернуться на Ступени в составе своей банды.
Вот только любой удаче приходит конец. Однажды воины герцога все же собрались с силами и, окружив шайку, отрезав ей пути к отступлению, перебили ее почти целиком. Именно почти: к счастью или к несчастью, но Йорм Змей в той последней своей схватке оказался лишь оглушенным, но не зарубленным.
А вот почему тогда его все-таки оставили в живых, для чего не прикончили на месте, продержали в темнице, а теперь решили отрубить голову — незадачливый разбойник не понимал. В назидание другим… но кому? Тем более непонятно было Йорму, зачем казнить в один день такую кучу народу.
Между тем, во дворе замка происходило что-то странное… или, вернее сказать, как раз не происходило: казнь все никак не начиналась. Палач переминался с ноги на ногу, а в строю смертников кто-то даже зевнул — подчеркнуто, почти демонстративно, не отказав себе в этой мелкой, предсмертной, но дерзости.
Внезапно неподалеку от плахи появился высокий щуплый молодой человек — похожий на отощавшую от голода дворнягу, только что добротно одетый. Голос у него оказался соответствующим: звучал хоть и не без торжественности, но немногим более солидно, чем тявканье какого-нибудь уличного пустобреха.
— Его светлость, — начал Пустобрех, глядя в развернутый свиток пергамента, — могучий герцог Оттар, сын Бьярни, повелитель Торнгарда и покоритель сопредельных земель, являет вам, несчастные, свою высочайшую милость. Один из вас: тот, кто согласится искупить свои преступления кровью и жизнью, кто готов отдать их во благо его светлости — тот будет избавлен и от заслуженной кары, и от посмертного позора. Пусть тот, кто согласен принять милость и послужить его светлости, сделает шаг вперед.
