– Да я и не принимал.
– Но ты послушай, – продолжала она. – Как-то ночью у меня кончились сигареты, и я обшаривала комнату в надежде, что где-нибудь завалялась старая пачка. Я действительно нашла одну под кроватью, и в ней две протухших сигареты, а еще под кроватью лежала эта книжка. Тогда я впервые заметила на ней твое имя. Ну, я и сказала себе, дай-ка прочту парочку первых страниц. И знаешь, я просто читала и не могла оторваться. Я имею в виду, поначалу я думала, типа, все это – не для меня. И вот спустя два дня оказалось, что я прочла ее всю до конца.
Это была глава о благодарности, сказала она. Такое упражнение, когда воспринимаешь все, что с тобой происходит, все, что когда-либо с тобой происходило, как дар.
– Это прямая противоположность моему обычному взгляду на вещи, – говорила она. – Все – сплошное несчастье, все против меня, все меня тормозит, все виновато в том, что я в таком дерьме. И я подумала, типа, тот подход тебе не помогал, так давай попробуем этот. Сегодня, сказала я себе, все для меня – подарок, каждый – мой учитель. Давай-ка посмотрим, знает ли этот парень, о чем говорит.
Первые несколько дней ей было трудно, призналась она. Особенно когда она обслуживала столики.
– Один мужик трижды просил заменить ему стакан с водой, – рассказывала она. – Ни волоска в воде, ни пыли, ему просто не нравился стакан. Целых три раза, и я такая себе думаю, Бог знает, чему этот парень должен меня научить. Может быть, терпению – отлично! Глубокий вдох, вот ваша вода, сэр, позовите меня, если вам понадобится что-нибудь еще. То же самое и с дамочкой, которая, делая заказ, начала трещать по телефону, даже не извинилась, просто смотрела в сторону, как будто меня вообще нет – ну, ты знаешь этот тип, деньжат хватает, чтобы пойти в местечко пофешенебельнее, но пытается быть крутой, обедая в этой польской забегаловке, чтобы рассказать друзьям, вернувшись к себе в Джерси, какое это замечательное место. Все эти сердитые мысли крутились у меня в голове, – продолжала Ригби, – и я подумала, типа, погоди-ка, не стану я ее осуждать, предположим, она на самом деле неплохая тетка, может, у нее выдался трудный год, или трудная жизнь, и пока она там блеяла по телефону, заставляя меня ждать, мой гнев достиг пика, понимаешь, а потом – пуф , и он исчез. Я могла простоять бы там целую вечность со своим блокнотом и карандашом – и никаких проблем. Мне больше ничего не было нужно, мне не хотелось оказаться где-то в другом месте. Потом эта женщина отлипла от своего телефона, взглянула на меня, улыбнулась и говорит: «Это было грубо с моей стороны, простите меня», – а я ей: «Да все нормально, это даже приятно – постоять минутку спокойно». Она оставила мне огромные чаевые, и я даже за них на нее не разозлилась. Знаешь, за мной это водится, – пояснила она. – Я ненавижу, когда кто-то меня напрягает, но еще больше ненавижу, когда чересчур много оставляют на чай. Это типа как они выпендриваются передо мной или что-то вроде того. Но я над этим работаю.
