— Один.
Второй не работает.
— Почему? — спросила Элия, и я подумал о том, что ее вопрос относится к причине поломки.
И в ответ просто пожал плечами.
Не объяснять же мне было прибалтийской гостье, что Россия такая страна, в которой всегда хоть что-нибудь не работает: то холодильник, то правительство.
Но оказалось, что ее вопрос относился не к проблемам теории надежности машин и агрегатов, а к моей персональной безалаберности:
— Почему ты его не выбросишь? Он же мешает.
— Не знаю, — честно ответил я; а потом подумал и решил, что все-таки знаю:
— Наверное, потому, что, если я начну заниматься тем, что стану выбрасывать все, что мне мешает, у меня не останется времени ни на что другое в жизни…
…Мы расстались с кухней, и Элия прошла глазами по книжным полкам в моей мастерской; и, видя, что она бегло прочитывает названия на корешках, я сказал, указывая на полки у противоположенной стены:
— Книги по живописи вот здесь.
— Я уже видела.
У тебя очень старая, еще советская литература по искусству.
Не покупаешь ничего нового?
— Очень редко.
— Почему?
— Потому что в искусстве нет ничего нового из того, что меня могло бы заинтересовать.
— А мне казалось, что в искусстве очень много нового, — сказала Элия, оглянувшись на меня и посмотрев мне в глаза.
— Я не считаю новым то, что живопись стала громко кричать мне о себе, вместо того, чтобы тихо и спокойно рассказать мне обо мне.
— Что же тогда это, как не новизна? — В моей гостье вновь проглянул ученый исследователь, и я вздохнул в ответ:
— Вульгарность.
— А может быть — современное искусство это не вульгарность, а откровенность.
— Элия, откровенность всегда ограничивается культурным слоем…
…Я видел художников, вскрывающих себе вены на подиуме.
По-моему, это люди, просто забывшие о том, что художник — это все-таки деятель культуры.
Культурный человек, при определенных обстоятельствах, может вскрыть себе вены, но он никогда не станет это делать прилюдно…
— …А вот на этой полке у тебя интересный подбор книг, — Элия вновь возвратила свое внимание полкам, возле которых стояла.
— Это то, что мне было интересно.
— Как у тебя на одной полке уживаются и книги по истории, и сказки.
И правда, и вымысел у тебя в одном месте.
— В этом нет ничего удивительного, — улыбнувшись, ответил я ей, и мне самому было непонятно — шучу я или говорю серьезно:
— Если бы из истории любой страны убрали бы весь вымысел — никакой истории не было бы.
А если бы из сказок убрали всю правду, не было бы никаких сказок.
