— А вот здесь у тебя много политических мемуаров.
Ты интересуешься мемуарами и политикой? — она явно рассчитывала на мое недоумение; и мне пришлось доумевать:
— Да, — ответил я, и было бы глупо, если бы я ответил что-то другое.
— Почему?
— Мемуарами я интересуюсь потому, что все, что уже есть на свете, это в той или иной форме мемуары.
— А — политика?
— Политикой? — переспросил я; так уж получилось, что читаемые мной книги формировали тему. Впрочем, этому не стоило удивляться — такое происходит с темами разговоров с тех пор, как люди открыли для себя книгопечатание. — Политикой я интересуюсь потому, что ничего не политического на свете нет.
— А ты, Петр, гордишься историей своей страны? — это была первая легкая провокация со стороны моей гостьи. Но я оказался готов к ней:
— Отношение к истории имеет две стороны.
Одни считают, что история приносит пользу стране, когда хвалит ее.
Другие считают, что история приносит пользу стране, когда говорит ей правду.
— Так, может, история — это не порядочность, а просто фарисейство?
— Фарисейство — это мера непрощения чужих подлостей, сделанных вам.
А порядочность — это мера непрощения своих подлостей, сделанных другим людям.
— Но, по-моему, прошлое изменить нельзя, — проговорила Элия тихо, не потому, что не хотела, чтобы я ее слышал, а просто задумавшись о чем-то. — Прошлое существует для того, чтобы формировать будущее.
Хотя многие и у вас, и у нас пытаются сделать это.
— Что сделать? — переспросил я.
— Изменить если не прошлое, то — отношение к нему.
— Прошлое, — ответил я без дополнительных размышлений, потому что не раз думал об этом, и ответ у меня был, — создает опыт.
Прошлое нужно не менять, а понять.
История страны существует не для того, чтобы страна могла ей гордиться, а для того, чтобы граждане страны могли на ней учиться.
— Но иногда люди хотят прошлое изменить, думая, что таким образом они меняют свою судьбу, — девушка говорила не слишком уверенно; и я не спорил с ней, а просто сказал то, что думал:
— Изменить прошлое хотят не те, кто стремится строить свою судьбу, а те, кто хочет к судьбе пристроиться.
— А что, по-твоему, важнее для понимания: эпоха или человек? — Элия задала мне этот вопрос без улыбки.
— Между человеком и эпохой я всегда выбираю человека.
— Почему?
— Наверное, потому, что я — человек, а не эпоха.
— Н-да… Времена не выбирают, — прошептала девушка; и я не стал с ней спорить, потому что жил в стране, в которой не выбирают не то что небанальные времена, но и банальных губернаторов.
