Шлагбаумы, стальные заборы, натовская колючая проволока, мрачные казарменные стены, разъеденные плескающейся водой швы; в эти окна никогда не заглядывает голубое небо. Ветер морщинит лужи, качает на воде прозрачные, нежно-зеленые, пятнистые скорлупки птичьих яичек. И только один часовой, который вдруг оторвался от американских компьютерных игр и взглянул на мир вокруг себя.
Де Лоо свернул в кривую улочку позади кладбища и проехал с задней стороны мимо могил, надгробные камни которых отбрасывали остроконечные тени на брусчатку — помпезные захоронения тайных советников кайзеровских времен, поставщиков двора его императорского величества, медицинских советников, состоявших на имперской службе и удостоившихся этой чести, огромные семейные склепы банкиров, давно очищенные от праха и используемые как торфяные склады или дровяные сараи. Ржавеющие лавровые венки, а на кирпичной стене по эту сторону вечности надписи: «Кулле, милок, я тебя люблю!», или «Габи, привет тебе!», или просто только «Ты!». Кто-то нанес валиком на кладбищенскую стену эти буквы, каждая из которых размером с его машину, а он ехал уже по Хазенхайде к Херманплац и остановился сейчас на перекрестке.
Перед наземными шахтами метро расположился небольшой рынок. Всякое нужное и ненужное старье, свежие овощи, биологически чистая домашняя птица. Целый стол с баночками меда из окрестностей Берлина. Светофор переключился на желтый, и где-то рядом пронзительно и резко задребезжал велосипедный звонок, звук приближался и становился все громче. Низко согнувшись над рулем своего гоночного велосипеда, молодой человек с длинными кудрями отчаянно сигналил, сгоняя с дорожки немолодую женщину в черном костюме, поправлявшую у себя в вырезе на груди косыночку нежного цвета. Как и многие другие, она ждала автобуса, но, очевидно, не заметила, что стоит на велосипедной дорожке.
— С дороги, клуша!
Парень промчался так близко от нее, что шифоновая косыночка улетела, а женщина крутанулась вокруг себя и зажала в ужасе руками уши. Сумочка сползла на локоть.
— О боже! — Она отступила на шаг назад, коротко взглянула на остальных пассажиров. Потом посмотрела себе под ноги, на маркировку дороги. — Да, он прав, — сказала она, качая головой. — Возразить нечего, правда на его стороне…
На Хобрехтштрассе Де Лоо припарковал машину перед магазином спортивных кубков и других трофеев, взял зеленый ящик и вошел в соседний дом с вывеской «Пансион „Polska“». Дверь в стиле модерн, начало двадцатого века, глиняные плитки на полу, вытоптанный меандр, слева внизу медная табличка, и он осторожно, мизинцем, нажал на кнопку звонка. Нежная трель прозвучала три раза, послышались голоса, смех. Крошечный глазок светло-серого цвета, похожий на птичий глаз, потемнел, и женский голос за дубовой дверью произнес:
