Белая вилла вообразилась снова, в этот раз более рельефно. Глаза собеседницы снова потеплели и зажглись горячим интересом.
— Можно посмотреть Ваши работы?
— Я презентую Вам «Ундину», если позволите, — предложил Николай.
Мария Сергеевна хотела продолжить свое исследование, но Николай уже поднялся, чтобы снова взяться за работу.
* * *
Большая часть картин была разобрана, рассортирована и занесена в реестр, а нужный портрет все еще не нашелся. Мокрухин подозревал, что Мария Сергеевна знает, в какой куче надо искать портрет, но сознательно оставляет ее напоследок. Николай не винил ее: в конце концов, у каждого свои задачи.
Для того чтобы не быть нахлебником, Николай захватил с собой изрядную порцию изделий Домны Матвеевны, намереваясь поделиться ею с напарницей.
— Угощайтесь, Мария Сергеевна, здесь пирожки с грибами, с картошкой и шкварками, а вот — с брусникой и с яблоками.
-— Как вкусно! — восхитилась она, попробовав. — Ваша жена просто искусница!
— У меня нет жены. Это маменька у меня мастерица.
Наличие маменьки несколько омрачило радужную перспективу, но не настолько, чтобы вовсе от нее отказаться.
— Что же так? — спросила Мария Сергеевна, имея в виду холостое положение молодого художника.
— Да вот, лицом не вышел. И рыжий я... — никто меня замуж не берет.
— Пустяки! Зато у Вас колоритная фигура. Для мужчины лицо — не самое главное. А рыжий — так говорят, что рыжие счастливые, Богом меченые.
Мысль о том, что он может быть интересен женщине, так поразила Николая, что он надолго замолчал в растерянности, а потом, чтобы скрыть смущение, переменил тему:
— Революция искалечила многие судьбы, — начал он. — Вот и Танеев, мой товарищ, талантище огромный, погиб, не успев себя реализовать —ив искусстве, и потомства не оставил.
— Моя жизнь тоже была размозжена, размолота революцией... — задумчиво пожаловалась Мария Сергеевна. — Хотите, я расскажу Вам немного о себе?
— Конечно, хочу! — подтвердил Николай.
— Вам действительно интересно?
— Ну, конечно, как Вы можете сомневаться?
— Тогда слушайте.
Мой отец, ведущий искусствовед Эрмитажа, эрудит и острослов, женился по страстной любви на дочери богатого купца, который дал за ней изрядное приданое — два доходных дома в Петербурге. Мама была очень хороша собой. Вопреки представлению о купчихах по пьесам Островского и картинам Кустодиева, мама получила хорошее образование, была отличной музыкантшей и имела красивое звучное сопрано. Отец до конца дней своих относился к ней с восхищением и обожанием. Я была единственным ребенком в семье, после родов мама тяжело болела и не могла больше иметь детей.
