— Тогда я не хочу быть взрослой!
Мы обе вышли из себя, и в итоге наговорили друг другу много злых слов. В конце концов, мать выбежала из кухни в слезах. Я тоже ревела. За годы я не стала ни хуже, ни лучше.
Тем временем картина вокруг изменилась. Я все еще была на кухне, но в другом воспоминании. Мама и папа ссорились.
— Если ты не можешь обеспечить семью, зачем тогда ее заводил?! — кричала на отца мама.
— Я не виноват, что нам не выдали зарплату.
— И что теперь? Прикажешь нам всем подохнуть с голоду? А Настя?
— Я займу денег.
— Да? А отдавать? Чем ты будешь отдавать?
— Шла бы ты… — начал отец и повернулся ко мне: — Иди в свою комнату.
Я послушалась. Помню, что было дальше — папа и мама валились от усталости, убивая себя на нескольких работах одновременно. Отношения в семье в тот период оставляли желать лучшего. Я поняла: не хочу таких проблем. Не хочу их усталости, раздражительности и отношений на грани развода.
Не хочу одиночества взрослых, когда некому о тебе позаботиться.
Не хочу вымышленной любви, которая превращается в ненависть. Не хочу верить в то, что выдумали о светлом будущем. На самом деле, у нас все будет так же.
Неожиданно я поняла, что за стеной — куча народа.
Я в третий раз вошла на кухню. Там было много родственников. На головах женщин — черные платки. Они сидели за столом. Я узнала этот день — поминки бабушки. Меня заметила тетя Настя, в честь которой меня назвали, и подозвала к себе. В ее руках был фотоальбом. Мы стали разглядывать старые бабушкины фотографии, начиная с тех, где она молодая, красивая и сильная, заканчивая теми, где она больная и побитая временем. Время согнуло ее, сделало ниже, покрыло лицо сетью морщин. «На десерт» мне достались фотографии с похорон.
Как все это безысходно! Какая тоска!
— Дорожи тем моментом, в котором ты есть, — сказала мне тетя Настя, — такой, какая ты есть сейчас, ты уже никогда не будешь…
Я согласилась с ней. Мне не нужны перемены, если они принесут только боль и разочарование, если они уничтожат ту, которая есть сейчас. Я не хочу больше меняться. Но картина изменилась.
Я снова оказалась на улице. Откуда-то лилась музыка, и я пошла на эти звуки.
Посреди большой площади стояли две карусели. Одна мчалась все время, не останавливаясь, вторая делала оборот, и люди из очереди на площади сменяли тех, что уже прокатились. У каруселей стоял Дмитрий — в смешной цветной кепке и ярком костюме.
— Ну, — спросил он, кивнув на карусели, — какая больше нравится?
