Обходя и перепрыгивая лужи, он дворами выбрался на Садовую. Улица была пуста. Трамваи уже не ходили. Осенняя балтийская сырость разогнала горожан по домам. Низкие тучи задевали громоотводы. Начал накрапывать дождь. Шломо раскрыл зонт и двинулся по улице.
Пролетку удалось остановить только на Невском. Соломон сунул извозчику червонец.
— Катите к Николаевскому, любезный. — Он откинулся на сиденье и растворился в темноте под навесом. — Дальше будет видно.
На углу Лиговской улицы Соломона поджидал неприятный сюрприз. Несмотря на стылый воздух и мерзкую морось, у входа в Большую Северную гостиницу было на удивление людно. Кроме положенного швейцара он успел разглядеть усатого офицера с папиросой в зубах. Тот курил чуть поодаль, стараясь, чтобы дым не сносило на замерзшую даму, что прятала руки в муфточку. Два господина в английских плащах прогуливались вокруг сложенных горкой дорожных сумок, не то коротая время в ожидании, не то для согрева. Был еще кто-то, но Соломона отвлекли.
— Вон-он-он, вокзал-то, — лязгнул зубами возница. — Куда дальше, господин хороший?
Розенблюм покрутил головой. Идти на встречу при таком скоплении зрителей решительно не хотелось.
— Давай на Знаменскую, — решил он. — Только не гони, помедленней езжай.
Извозчик пожал плечами и тронул вожжи.
Заложив крюк, пролетка выкатила на Знаменскую площадь.
— А вот теперь стой, — скомандовал Шломо.
С этой точки ему одинаково было видно и вход в гостиницу, и часы на Николаевском вокзале. Их стрелки показывали четверть восьмого.
Через пять минут возница громко прочистил горло и заерзал на козлах.
— Вы же не торопитесь? — Соломон протянул ему еще пять рублей.
Тот молча сунул ассигнацию за пазуху и спрыгнул на мостовую. Виртуозно смастерив козью ножку, извозчик сунул ее в рот и принялся деловито подтягивать упряжь.
Люди у гостиницы и не думали расходиться. Они явно чего-то ждали.
Когда большая стрелка на вокзальных часах доползла до цифры девять, Соломон увидел чего.
У отделанного темно-красным гранитом входа остановился запряженный гнедыми пароконный омнибус. Продрогшие постояльцы наперегонки похватали дорожные сумки и ринулись внутрь. Лезть по такой погоде на империал желающих не было. Оставшийся наверху в одиночестве несчастный кучер, одетый по английской моде прошлого века, поднял воротник и попытался поглубже натянуть цилиндр.
Соломон с удивлением вспомнил, что омнибусы перестали ходить по Петрограду два года назад. Дороговизна топлива вернула на улицы города чудной конный экипаж, но и ему досталось от войны. Красные лакированные бока вагона светлели прямоугольниками от снятых рекламных табличек, а с узкой ступеньки слева от двери исчез кондуктор, помогающий барышням управляться на входе с кринолином.
