— Думаю, что да. Разумеется, после соответствующей профилактической беседы.
— Ну, уж это само собой. А ты шел бы пока домой, а? А то на тебя глядеть больно. Отдохни, выспись, то-се… Только чур не напиваться. Напьемся после, когда отделаемся от этого карлика. Как закатимся куда-нибудь!..
Придя домой, я упал плашмя на диван и почти сразу же заснул. Мне приснился арестованный мною карлик. Будто бы он пришел ко мне домой, встал напротив меня, лежащего на диване, и принялся молча смотреть: глаза у него были огромные, бездонные и говорящие… «Зачем же ты это сделал, Витька? — спросил я его. — Зачем же ты их всех убил-то? Чего же ты этим добился, а? Ах, уродец ты уродец!..» Карлик ничего не отвечал, и я вдруг почувствовал себя былинкой, одной из миллиардов былинок на лугу, былинкой, которую вот-вот должна скосить беспощадная, свистящая где-то неподалеку железная коса. Железный посвист все ближе и ближе… я изо всех сил стараюсь прижаться к земле, схорониться за другие былинки, но вдруг острая, непереносимая боль, будто молния поперек груди… я никну, я падаю в разом опрокинутое небо… я просыпаюсь. «Сердце, черт!.. — соображаю я. — Да что же это такое творится с моим сердцем? Ведь никогда до этого…»
На часах — половина девятого вечера, за окнами — темень и стучащий в стекло осенний дождь. Хотя погодите-ка: кажется, это не дождь. Сдается, это какой-то иной стук. С работы пришли, что ли? А отчего же тогда стучат в окно, а не в дверь? Или, скажем, отчего же тогда не звонят по телефону? Нет, это не с работы. Ночная птица, что ли, бьется сослепу в стекло? Тук-тук-тук, тук-тук-тук…
— Какого дьявола? — пробормотал я, подходя к окну и стараясь вглядеться в темень. Нет, это не птица. Кажется, это какой-то человек. Кажется, это женщина. «Моя Мулатка вернулась, что ли?» — невольно подумал я.
— Подойдите к двери! — проорал я сквозь стекло. — Я сейчас открою!
Это была не моя Мулатка и не коллеги с работы. К моему немалому удивлению, это была Ксения, иначе говоря, Грушина Ксения Юрьевна, та самая, которую я допрашивал утром в качестве свидетеля. Заведующая городской библиотекой, которую я за время нашего с ней общения мысленно успел прозвать Осенней Женщиной. Вот те на! Откуда и для чего? Обычно никогда ранее свидетели ко мне на дом не приходили. Бандиты, бывало, приходили, а вот свидетели — никогда. Или она пришла не как свидетель, а по какой-то иной надобности? Тогда — по какой?
— Скорее заходите! — сказал я. — Дождь, холодно, а вы — в платочке…
